Переправа
Шрифт:
Я выключил питание и снял телефоны. Еще немного, и в голове образуется сквозная дыра — последние мозги вытекут.
— Не отвлекайся, Иван, — строго сказал Вовочка, — размагнитишься и прошляпишь мину. Лишний шанс «противнику» дашь.
Как вам это нравится, комиссар? Я засмеялся.
— Знаем мы этого «противника»… Митяева с Подопригорой. Когда они мины успели поставить, с вечера или до подъема?
— Тем более, — сказал Вовочка, — когда «противник» ставит, мы не знаем, сколько их, а у Подопригоры с Митяевым все сосчитано. Прозеваем
И Вовочка даже не улыбнулся. Для него армейские правила игры — святцы. Не удивлюсь, если он молится по ночам на устав.
Я покорно надел телефоны. А куда денешься? Работка эта, комиссар, до жути однообразна и утомительна. Сам миноискатель вроде бы и не тяжелый, если подержать его минут пять, а когда час — полтора да на весу-руки отваливаются и болит спина. Рабочее положение — полусогнутое, скорость движения — черепашья. Плюс ко всему, требуется воловье терпение, чтобы вдохновенно, как археологи на раскопе, ощупывать и сдувать пыль с каждой подозрительной железки…
А в это время счастливчики из двух других отделений вместе с Малаховым заняты интересным, живым делом: ищут удобные места для выгрузки речных звеньев и катеров, намечают створы для оборудования основной и запасной переправ, измеряют скорость течения, глубину, рельеф дна…
Я так задумался, что не сразу обратил внимание на изменение частоты. Пришлось вернуться и еще раз прослушать подозрительное место. Так и есть — телефоны точно взбесились. Я отключил их, нагнулся, осторожно раздвинул траву и увидел проволоку… Тьфу! Опять металлолом!
— Что там? — крикнул Зуев.
— Ерунда! Опять какая-то проволока. Сейчас покажу…
— Стой! — заорал Зуев.
Он лег на землю и нежно, как волосы любимой, стал перебирать пальцами травинки, отклоняя их от проволоки. По-моему, он боялся даже дышать… Мне стало смешно.
— Не нюхай ее, как алкаш пробку… Саперы тысячу раз это поле перещупали.
Зуев рывком поднялся на ноги. В руках у него была длинная нить полевого телефонного кабеля. Я вспомнил, что на днях здесь тренировались связисты, и снова засмеялся.
— Вот халтурщики! Лень было полевку смотать, а потом бегают как угорелые, друг у друга тащат. Я же говорил — ерунда.
— Неважно, — сказал Зуев, отряхиваясь, — могла оказаться и мина направленного действия. А ротам, что за тобой пойдут, нужна стопроцентная гарантия, понял?
День постепенно разгорался. Ясный, безветренный. В такой день тянет побродить по лесу…
В прошлом году об эту пору мы поехали с Настей на Кировские острова. Это была ее идея — попрощаться на островах с осенью. Побыть наедине с природой… Сонные аллеи были безлюдны, скамейки завалены желтыми листьями, киоски заколочены до весны. Колесо обозрения, словно гигантский скелет фантастического животного, виднелось за немыми деревьями.
Сначала Настя кинулась собирать букет из листьев, что-то напевала, шутила. Потом вдруг замолчала. А у павильона Росси, заколоченного
— Идем отсюда… Как в мертвом царстве…
Мне-то как раз были по душе это полное безлюдье и тишина. Точно в безвременье, точно выпал из потока и свободен… абсолютно свободен!
— Побудем еще немного, — попросил я.
Настя бросила букет и схватила меня за руку.
— Нет-нет… Не знаю почему, но мне хочется плакать. Я хочу к людям…
Пожалуй, сегодня я бы ее понял. Что же происходит, комиссар? Неужели за эти месяцы я отвык от себя? Видите, даже беседуя с вами, я все чаще говорю «мы»…
Когда мы вышли наконец на берег, Малахов принимал рапорта расчетов. Рядом с ним сидел на бревне замполит и, по-моему, благодушествовал. Солнце играло в реке, деревья были недвижны, в общем, стояла вокруг осенняя благодать и умиротворение.
— Отделение, становись! — негромко скомандовал Зуев.
Мы встали. Я взял было миноискатель на плечо, но Вовочка метнул взглядец, и у меня сразу отпала охота шутить в строю.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту?
Груздев поднялся с бревна и застегнул китель.
— Обращайтесь, товарищ старший сержант.
Уверен, комиссар, ни один сержант во всем округе не сравнится с нашим Вовочкой. Слышали бы вы, как он докладывал, что проход для техники свободен и обнаруженные мины «противника» обезврежены. Это был не рапорт, это была песня победы!
А наш «противник» в половинном составе, имеется в виду прапорщик Митяев, самолично вылезал в это время из плавающего транспортера, прижимая к груди саперный дальномер. Митяев старый понтонер и иногда ездит с нами на занятия: «Чтоб душа моя взыграла». Но я-то уверен, что он просто боится за табельное имущество и верит, что у него на глазах мы будем аккуратнее и ничего не посеем.
Пока Степа Михеенко со своим расчетом плавал на разведку противоположного берега, Митяев, Коля и Рафик брали пробы грунта со дна по всей ширине реки, замеряли ее глубину, определяли гидровертушкой в разных точках скорость течения. Даже Павлов с удовольствием колдовал у водомерного поста.
— Черт, а мы-то… — сказал Мишка.
Я кивнул. Что с того, что взвод быстро и слаженно отработал задание и Малахов, с видимой гордостью за своих парней, принялся чертить схему разведанного берега? Нам-то досталась самая нудная работенка…
Замполит подошел к груде валунов под деревьями. Их натащили сюда со дна реки на прошлых учениях, когда понтонеры готовили подводный путь для танков.
— Садитесь, сынки, поговорим, — сказал он. — Сегодня вы первый раз выполняли задачу инженерной разведки. Скажу прямо: для первого раза справились неплохо. Особенно разминеры. Товарищ прапорщик, все мины обнаружены?
— Все, товарищ подполковник. Я одну так хитро упрятал, думал, обязательно прозевают. Нашли! — с приятным удивлением сказал Митяев.