Перепутья
Шрифт:
Агриппа натянуто улыбнулся и потянулся к еде, только чтобы занять чем-то неловкую паузу.
– Слушай, - Помпей поднялся с кресла и принялся ходить туда-сюда, в задумчивости потирая подбородок, - Если я видел этот сон, и ты тоже его видел – это точно знак богов. Как иначе?
Агриппа пожал плечами. Как иначе – он не знал и от одной попытки задуматься об этом начинало стрелять в голове.
– Веселее, Агриппа! – Помпей не оставлял попыток его подбодрить, - Правда на нашей стороне, боги на нашей стороне. Мы восстановим справедливость. Возьмем
Доля правды в его словах была, это нужно было признать. Боги определенно им благоволили. Несмотря на все мрачные опасения далекого от слепого оптимизма Агриппы, любые авантюры Помпея раз за разом заканчивались успехом – и отъезд ничего не подозревающего Цезаря на Восток стал вишенкой на торте его безграничного везения.
Даже Скрибоний, зять Помпея и шурин Августа, несмотря на все мрачные опасения, до сих пор не воткнул первому нож промеж лопаток.
Игра, которую они вели, была невероятно рискованной – но стоила всех свечей в мире.
Перед ними простилалось людское море. Ощерившееся оружием, выстроенное в торжественный порядок и безмолвно ожидающее, что скажет Помпей. Агриппа стоял по правую руку от него, Агенобарб по левую – и все было готово.
Мессана виднелась вдалеке. В тесном и застроенном домами городке не нашлось места для того, чтобы разместить такую многочисленную сходку – и его пришлось искать за его границами. Хозяин этого поля вряд ли был доволен тем фактом, что их взор пал именно на его собственность, но у него не было никакого выбора.
– Сегодня, - зычный голос Помпея пронесся над затихшим строем, - Начнется то, чего мы все так долго ждали.
Он выступил вперед и сжал эфес меча правой рукой. Блики солнца на его начищенной новой мускулате слепили солнечными зайчиками.
– Сегодня мы заявим о себе. Сегодня мы возьмем то, что наше по праву. Боги распорядились так, что иначе чем силой это сделать невозможно, но кто мы такие, чтобы оспаривать их решения? Но заклинаю вас, не заблуждайтесь. Победа пока не в наших руках и для того, чтобы ее обеспечить, всем нам понадобится проявить свои лучшие качества. Доблесть. Верность. Сплоченность. Другого шанса у нас не будет – и мы должны сделать так, чтобы нам сопутствовал успех здесь и сейчас. Сегодня мы заставим их признать нас. Считаться с нами. Или умрем пытаясь.
Толпа взорвалась одобрением. Слова Помпея задевали нужные струны – и даже напряженность, нависавшая над головой Агриппы все последние дни, словно немного развеялась.
Воодушевленный реакцией, Помпей продолжал:
– Вы все знаете, о чем я говорю. Мы все, каждый из нас, испытали на себе несправедливость, беззаконие, порой почти звериную жестокость… - заглушая его слова, бывшие рабы внизу разразились аплодисментами, а проскрибированные встретили его слова ликующими улыбками.
Иногда Антоний заходил слишком далеко. Иногда и Август заходил слишком далеко.
Дождавшись, пока бурная реакция стихнет, Помпей продолжил:
– Каждый из нас был лишен
Слова снова утонули в одобрительном гуле толпы. На мгновение на лице Помпея промелькнула довольная усмешка, видная только тем, кто был здесь – на возвышении, рядом с ним, но она быстро пропала, уступив место суровой решительности.
Небольшая победа, но именно из таких, как из маленьких кирпичиков, складывалась большая.
Триумф из сна снова стоял перед глазами – и сейчас Агриппа практически верил в то, что это было ничто иное, как видение будущего.
Сходка закончилась – и началась рутина. Погрузка грузовых кораблей, последние проверки личного состава легионов.
Агенобарб покинул их первым – и через несколько дней прислал короткую весточку о том, что блокада Италии со стороны Адриатики установлена. Это значило только одно – им предстояло выступать в ближайшие дни.
Весь план строился на неожиданности, и любое промедление грозило стать смертельным.
В полном обмундировании, Агриппа стоял рядом с Помпеем на причале. Груженые корабли уходили в море и постепенно превращались в маленькие, едва различимые точки.
– Что будем делать дальше? – вопрос невольно сорвался с губ, Агриппа даже сперва не понял, что именно он его задал.
Довольно улыбающийся Помпей пожал плечами:
– Воевать.
– Нет, - Агриппа помотал головой, - Я имею ввиду после.
Помпей обернулся и внимательно посмотрел на него. От былого веселья в его взгляде не осталось и следа.
– Агриппа, - начал он, - Я не хочу планировать настолько далеко. Это попросту опасно. Вон, то сенатское дурачье в лагере у отца так бежало вперед, что даже успело составить проскрипционные списки – и чем все закончилось[1]?
Агриппа сглотнул. Обычно Помпей не вспоминал той войны, - во всяком случае, не в его присутствии, - и разница между их опытом и лагерями не была столь очевидной. Сейчас же нескольких слов хватило, чтобы Агриппа почувствовал себя чужим и ненужным.
Заметив его замешательство, Помпей улыбнулся. Тепло, но в его взгляде все равно сохранялся холод:
– Агриппа, мне плевать на них. На Катона, на Сципиона[2], на все это мерзкое болото, - он с отвращением сплюнул, - Они не дали отцу победить. Они бездарно упустили свой собственный шанс. Они – единственная причина, по которой смерть моего отца до сих пор не была отмщена. Я их презираю. Мне плевать что с ними стало. Но мы не должны допустить их ошибок.
Они не могли допустить их ошибок. Помпей заранее позаботился обо всем – и в его ближайшем окружении не было никого, кроме вольноотпущенников его отца – и Агриппы с Меценатом.