Перепутья
Шрифт:
– Правильно, - кивнула она, - Он не говорил, зачем ему Антоний?
– Нет, моя царица, - ответил Каунос, - Но он выглядит как-то возбужденно. Мне кажется, там что-то важное.
– Хорошо, - кивнула Клеопатра, - Иди к нему, скажи, что мы ожидаем его в тронном зале.
– Но…? – Каунос осекся на полуслове и недоуменно оглянулся.
– Мы, - с нажимом повторила Клеопатра, - Ему нет никакой необходимости знать о том, что Антония тут нет. Понял?
Каунос молча кивнул в ответ.
– Хорошо. Тогда
Кивнув еще раз, Каунос споро засеменил в сторону двери во внутренние помещения. Его тучная, мокрая спина уже успела скрыться в тени портика, когда она снова окликнула его:
– Погоди! А он не представился?
Каунос оглянулся и немедленно ответил:
– Представился. Его зовут Квинт Педий, если тебе это о чем-нибудь говорит.
Квинт Педий…
Она махнула рукой, отпуская евнуха.
Квинта Педия, которого Клеопатра знала, - того, что фигурировал в завещании Цезаря наследником второй очереди, - уже не было в живых. Этот Квинт Педий наверняка был его сыном.
Его сыном, который прибыл от Октавиана к Антонию.
Вопрос оставался только один.
Ультиматум или предложение договора?
Несмотря на удушающую жару, Клеопатра почувствовала, что ее обдало холодом.
Антоний неспроста сбежал в Сирию. А может быть вовсе и не в Сирию. Может быть, он уже пришел к соглашению со своими коллегами и сейчас намеревался принести ее царство в жертву их обновленному союзу. А Сакса и парфяне всего лишь служили благовидным предлогом для того, чтобы вывести из Египта войска.
Сердце постепенно замедлялось, возвращая возможность мыслить трезво.
Возможно, она просто искала в темной комнате черную кошку, которой там даже не было.
В любом случае, ей нужно было узнать, с чем прибыл Педий – и отталкиваться уже от этого.
Несмотря на открытые нараспашку окна, в тронном зале стояла почти такая же жара, как и на улице. Когда Клеопатра вошла вовнутрь, вся следовавшая за ней свита отстала – и до трона она дошла уже в гордом одиночестве.
Голова невыносимо пекла под проклятым немесом. На улице он великолепно защищал от жара и пыли, но в душном помещении, куда не проникало ни единого дуновения ветерка, вреда от него было больше, чем пользы.
К сожалению, он был частью облачения царей, и снять его на людях было все равно, что обнажиться перед ними.
Элпид сразу же дернулся и подскочил к трону. Она коротко кивнула ему, мол “я тебя вижу, позже”, и он вернулся на свое место.
Посланник к Антонию из Рима был куда важнее любой информации, которую Элпид мог собрать.
Совсем скоро Каунос, в сопровождении нескольких мужчин, чья одежда выдавала в них римлян, показался на пороге тронного зала. По случаю жары и штиля, дверь стояла открытой, но даже это не помогало создать внутри хотя бы какое-то движение воздуха.
– Моя царица, - Каунос снова бухнулся перед ней на колени и поклонился. Римляне смерили его презрительным взглядом. “Свободные граждане республики”, конечно
Губы чуть дернулись. Ей удалось скрыть презрительную усмешку, что так и просилась наружу.
Молодые, самодовольные идиоты. Как дети, решившие, что они знают все лучше взрослых. Сколько таких было до них – и все они ушли вникуда. Пусть сейчас Египет переживал не лучшие времена, у нее не было никаких сомнений в том, что он выстоит. Выстоит, и останется свободным.
Вопрос заключался в том, выстоит ли она.
Словно не чувствуя их взглядов, Каунос подскочил на ноги и без запинки представил прибывшего посланника:
– Квинт Педий, квесторий, моя царица. Прибыл по важному делу к Марку Антонию.
От кучки римлян отделился мужчина со свитками в руках. Довольно молодой на вид, если и старше ее самой, то ненамного. Точно сын. Тот Педий, которого Клеопатра знала, был ровесником Цезаря.
– Царица, - кивнул Педий в знак приветствия. Никаких манер. Но что с него взять – римлянин, - Прости, мне сказали, что Антоний тоже здесь, - настороженный взгляд скользнул по ее лицу, - Но я его не вижу. Где он?
– Он не может сейчас присутствовать, - как можно более нейтрально парировала Клеопатра, - Однако ты можешь передать свое послание через меня.
– Мне сказано передать Антонию лично в руки, - Педий нахмурился еще сильнее и пошарил свободной рукой под тогой. Наверняка в поисках ножн.
Напрасно. В отличие от беспечного Цезаря, Клеопатра никогда не подпускала к себе никого без предварительного обыска – подданый или посланник других народов, не имело значения.
И даже это не гарантировало полной безопасности.
– Не беспокойся, я передам все Антонию лично в руки. В нетронутом виде, - Клеопатра улыбалась, но голос ее оставался холодным и сосредоточенным, - Или ты, квесторий, мне не доверяешь?
– Доверяю, - жестко ответил Педий, даже не пытаясь изобразить доброжелательность, - Но ты меня тоже пойми. Мне было сказано, что письмо необходимо передать Антонию лично в руки. Я не могу и не хочу подводить человека, приславшего меня. Поэтому. Где Антоний? Мне нужно его увидеть.
Некоторое время они с Педием молча смотрели друг другу в глаза. Убеждать его отдать послание по-хорошему изначально было провальной затеей. Уперся. Уперся, как баран. Нет, даже хуже – как Антоний.
Римляне…
Ну что ж. Он сделал свой выбор. Ей нужно это письмо – и она его получит.
Не важно, по-хорошему или по-плохому.
Клеопатра натянуто улыбнулась:
– Антония сейчас нет в Александрии. Он получил письмо от наместника Сирии, Децидия Саксы, об атаке парфян, и отправился ему на помощь. Ты с ним буквально на несколько дней разминулся. Если поторопишься – может, еще успеешь его догнать.
Упорство Педия переводило смутное подозрение, о том, что Антоний и Октавиан решили заключить союз за ее спиной, в категорию доказанных фактов. Облегчение, отразившееся на его лице после ее слов, зацементировало это убеждение.