Перепутья

slip

Квинт недоверчиво прищурился.

– Скажи мне, Квинт, как ты относишься к военному командованию?

…но вопрос Цезаря все равно выбил у него воздух из легких.

Нет. Этого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.

– Ты же знаешь, что я не могу вернуться в строй, - парировал он, - Пара миль в полной выкладке, и я просто упаду на месте, - для убедительности он задрал тунику и продемонстрировал Цезарю уродливый шрам, пересекавший левое колено, - Меня уже носили драться, и знаешь, это весело

только тогда, когда ты бухой и все вокруг бухие и вообще вы не серьезно. В бою такое не прокатит.

К его огромному удивлению, Цезарь помотал головой и сказал совсем уж невпопад:

– Квинт, тебе не кажется, что должность примпила, она какая-то очень странная? Вроде бы что-то, к чему стоит стремится, а с другой стороны – что дальше? Ты достиг всего, чего мог, дальше только отставка. Вот скажи мне, тебе нравится жить в колонии? Тебе никогда не хотелось чего-нибудь большего?

– Раньше нормально было, а сейчас… Не знаю, - Квинт грустно усмехнулся. Правда почему-то застряла в горле комом и никак не хотела звучать, - Вроде все хорошо, вроде наконец-то у тебя все есть, но… Но слишком все вокруг тухло, знаешь. Скучно. Если кто-нибудь жене изменит, или у соседа козу украдет – уже целое событие, на недели обсуждений. Мужикам вроде бы нормально, а я…

Он запнулся, потер шею сзади, склонив голову вниз, и попытался собраться с мыслями:

– Я имею ввиду, они почти все из глубокой провинции. А я вырос здесь, Цезарь. Считай, что на Субурре. Мама снимала квартиру на Квиринале, у стен, но все мои друзья жили тут, внизу. Я… Не знаю. Наверное, я слишком сильно привык к тому, что жизнь бьет ключом. Да, иногда и по голове, но все-таки.

Цезарь серьезно кивнул. На лице его не было ни тени веселья, несмотря на попытки Квинта свернуть все в шутку.

– Скоро будет война, Квинт, - он встал со стула и принялся мерить комнату шагами.

– Что-то случилось? – Квинт напрягся.

– Вчера прибыли посланники с востока. Армия Саксы разбита, он сам убит. Мы потеряли Сирию, на волосок от потери Киликии и полномасштабного вторжения в Малую Азию. Настроения в Сенате… - губы Цезаря растянулись в мрачной ухмылке, - Настроения в Сенате такие, что от полномасштабной войны с Парфией нас пока отделяет только молчание Антония.

– Куда ты клонишь? Я не пойму, - Квинт помотал головой.

Очередная полуправда. Он догадывался, к чему было все это предисловие, но не смел в это поверить – слишком уж невероятно все выглядело.

Цезарь остановился и посмотрел ему прямо в глаза:

– Квинт, я не первый год тебя знаю. Ты талантливый командир и недавно ты еще раз это доказал. Будет очень прискорбно, если ты закопаешь свой талант в землю. Как ты относишься к тому, чтобы стать военным трибуном? Не могу обещать, что под моим началом, еще ничего не решено, но, если ты за, место я тебе в любом случае выбью.

От неожиданности Квинт

отшатнулся назад и уставился на Цезаря широко раскрытыми глазами, не в силах выдавить из себя ни слова.

– Твоя травма тебе не помешает, - продолжал Цезарь, - Ты почти постоянно будешь верхом.

То ли аргументы против, то ли страхи, всплыли в голове, и Квинт тут же выпалил:

– Но я же сын простого лавочника! – непонятно зачем.

– Традиции, Квинт, штука хорошая, но иногда они только мешают, - без капли иронии в голосе, отозвался Цезарь, - Мы все помним, что случилось с Крассом[1]. А у него в ставке все были как на подбор.

Запас слов снова закончился, и, как и несколько десятков минут назад, Квинт снова беззвучно шевелил губами в бесплодной попытке придумать…

А что, собственно, придумать?

Цезарь продолжал напирать:

– Это очень хорошая стартовая площадка, Квинт. Да, ты уже не молод, но сделать первый шаг никогда не поздно. Твоему сыну потом будет намного легче, - после этих слов Квинт подавился воздухом и закашлялся.

Может быть, пока у него и не было сына, но этот аргумент был самым убийственным из всех, которые только можно было придумать. Да даже если и не будет – все равно. Калавии тоже будет проще, и уже ее дети смогут выбиться в люди.

– Ну так что скажешь? – Цезарь не сводил с него пристального взгляда.

– Я согласен – быстро выпалил Квинт. Пока в голове не появились еще тысячи аргументов “против”, которые убьют все аргументы “за”. Пока страх не победит здравый смысл, и не выдаст на гора ответ, о котором он будет жалеть всю свою оставшуюся жизнь.

Цезарь просветлел:

– И не переживай по поводу проскрипционных списков. Мы сегодня приняли указ. Все добавления после Перузинской войны аннулированы. Завтра будет объявление.

Раздираемый противоречиями, Квинт заторможено кивнул. Он еще никогда не оказывался в подобных ситуациях, и сейчас никак не мог сообразить, как реагировать и что говорить.

Самый неуместный и дурацкий вариант сорвался с губ сам по себе:

– Ты говорил, что у тебя ко мне два дела. Это одно. А какое второе?

На мгновение Цезарь отвел взгляд, а когда снова поднял его, от былого веселья не осталось и следа.

– Более… Деликатное, скажем так. Скажи мне, у тебя еще остались связи здесь, на Субурре?

– Смотря какие тебя интересуют, - Квинт поднялся с кровати и подошел к столу, задумчиво разглядывая амфору с вином, - Пока я с тобой сидел в галльских лесах, почти все мои друзья катились по наклонной.

– Именно такие и интересуют, - Цезарь кивнул.

А это уже было интересно. Квинт налил себе вина и, обернувшись, предложил:

– Будешь?

– А давай, - неожиданно, Цезарь согласился.

Второй чаши у Квинта не было, поэтому он протянул ему свою, а сам отпил прямо из горла.