Перепутья
Шрифт:
Наблюдавший за всем этим Витаутас не сдвинулся с места, а между тем из остальных вельмож одни выругали своих, другие похвалили литовцев.
Пока не подошли основные силы войска маршалка, убитые рыцари и лошади лежали на берегу Нерис, и с вершины горы казалось, будто туда из проезжавшей повозки набросали мешки с сеном.
Светлейший князь, — прошептал Витаутасу подошедший сзади боярин Книстаутас, — а не следовало бы нам, пока рыцари будут выстраиваться да разбираться, внезапно напасть на крепость?
Витаутас не скоро ответил ему. Он долго смотрел на
— Вы со своими воинами сначала попытайтесь поджечь Кривой замок и идите на него со стороны Нерис и с востока.
— Сколько людей с собой брать? — спросил боярин Книстаутас.
— Возьми нескольких и предложи им сдаться, а когда начнется пожар, тогда уж навались всеми своими силами.
Книстаутас поднял руку, отдал честь князю, отдал честь благородным рыцарям, вскочил на коня и со своими людьми направился с горы туда, где стояли его полки.
Витаутас и родовитая знать оглядывали местность с вершины горы и ждали маршалка Тевтонского ордена, чтобы держать большой совет. Но суеверный маршалок, расстроенный этой небольшой, но все-таки бесславной неудачей, медлил с прибытием. Эта маленькая неудача не предвещала ничего хорошего и в будущем и сильно испортила настроение войска; особенно подействовала она на французских и бургундских рыцарей, которые еще не сталкивались с военными хитростями литовцев.
Стыдно им было и за своих товарищей, которые так легко и бесславно сложили головы на глазах объединенного войска и гарнизона всех четырех замков.
Маршалок приказал побыстрее похоронить убитых и отслужить панихиду в костелах, оставленных литовцами.
Наконец взошедшее из-за лесов солнышко озарило группку вельможных рыцарей на вершине горы. И в это же время, когда горы уже сверкали и переливались в лучах восходящего весеннего солнца, все четыре замка продолжали скрываться в тени гор. Туман, поднимающийся с Нерис и Вильняле, затягивал замки таинственной дымкой и придавал им еще больше очарования.
Едва маршалок ордена поднялся на гору, начался военный совет. Маршалок был злой, недовольный и снова жаловался Витаутасу, что вероломные жемайтийцы во время похода ограбили его обозы, из засады перебили несколько отрядов всадников и что, вообще, христиане так не воюют.
Военный совет быстро распределил места, составил план штурма, и командиры отрядов и хоругвей, выполняя приказ старших, поспешили с горы к своим частям.
Но штурм замков начался не сразу, так как долго ждали подвоза пушек, таранов и других стенобитых машин.
Одни жители города бросили свои дома и со всем скарбом и добром перебрались в замки, другие сбежали в леса и болота, поэтому теперь по городу, словно муравьи, беспорядочно сновали отдельные воины в поисках хоть какой-нибудь добычи. Когда они слишком близко подходили к стенам замка, по ним пускали стрелы, бросали копья, а если где-то собиралась густая толпа, то даже стреляли из пушки. Из Верхнего замка сделали несколько выстрелов по вершине горы над Вильняле, где стояли вельможи; одно железное ядро пролетело слишком высоко,
Когда поднялось солнышко, словно проснулись после долгого сна все четыре замка. Ожил и сам город. В Верхнем замке на всех стенах курилась разогреваемая смола, поднимался пар над кипятком, сверкали шлемы, доспехи воинов, а изредка доносились и людские голоса. А там, внизу, извиваясь струилась Вильняле и тихо вторила ей Нерис.
Вокруг Кривого замка сновали конные и пешие, и было слышно, как они переругиваются с его защитниками.
— Послушай, ты, жемайтиец дремучий, чего глазеешь, ворон что ли считаешь? — со стены замка кричал стражник зазевавшемуся жемайтийцу.
— Да никак ты человек? Я-то подумал, что ворона, вот и гляжу, как на ворону, — отрезал жемайтиец.
— Никудышний из тебя стрелок, если человека от вороны не отличишь. Ты что, только в ворон стреляешь?
— А ты в мою задницу попадешь? А? Попробуй! — И жемайтиец, нагнувшись, выставил зад.
— Подойди поближе, попробую.
— Ха-ха-ха! — грохнул внизу смех. — Поближе подойди! Он сначала пощупает, а уж потом и копье бросит! Ну и стрелок!.. Ха-ха!..
— Эй ты, лопух, откуда у тебя такой шлем? Возле речки нашел? — кричал другой жемайтиец.
— С твоей головы снял.
— Да моя голова на плечах.
— Приглядись получше, не горшок ли.
— Это вы свои головы полякам продали, а сами вместо них горшки напялили, — шутил мелкий боярин из отряда Витаутаса.
— А вы вместе с потрохами крестоносцам продались и своих жен ордену под залог оставили, — резали со стен замка.
— Наши жены дома сидят, а мы тут с вашими жить будем!
В погребе одной избушки воины нашли спрятанный бочонок с пивом. Бочонок выкатили на улицу, вышибли дно и принялись угощаться.
Воины проталкивались к бочке, подставляли шлемы, ладони или первую подвернувшуюся под руку посудину. Вокруг домика собралась толпа, началась давка. Другие, увидев толпу, захотели узнать, что там происходит, и поднажали еще сильнее, так что вся улочка оказалась забитой народом. Это заметили со стен замка и бабахнули из пушки. Ядро просвистело над толпой и, угодив в крышу домика, прошило ее насквозь. Некоторые жемайтийские юноши, еще не слышавшие пушечных выстрелов, разинув рты, смотрели на стены.
Пиво быстро выпили, расколотили и саму бочку; воины снова рассыпались по городу, чтобы уничтожать скарб, бить окна, ломать двери в поисках какого-нибудь добра, оставленного беженцами. В одном доме обнаружили спрятанный мешок орехов; откуда-то вытащили на улицу старушку. Старушка была такая древняя, что даже ходить не могла. Воины окружили ее, начали толкать, щипать, о чем-то спрашивать, а потом потащили к Нерис и бросили в воду.
Со стен замка снова бабахнули по толпе из пушки, но опять промахнулись, только разбили повозку на берегу Нерис и испугали лошадь. Подняв хвост и задрав голову, фыркая и путаясь в вожжах, лошадь понеслась по берегу, а ее испуг передавался и другим коням.