Перерождение
Шрифт:
Поезд не останавливался ни при каких обстоятельствах. Время от времени мы слышали громкое «бах!» — вагон вздрагивал, как лист на ветру, а поезд мчался дальше. Однажды женщина-Охранник ушла помогать в другой вагон и вернулась в слезах. «Наш вагон теперь последний!» — сказала она напарнику. Поезд собирали таким образом, чтобы при нападении прыгунов на вагон его можно было отцепить. Вот что означали те «бах!» — поезд постепенно терял свой хвост. Об участи пассажиров тех вагонов я и тогда думать не хотела и сейчас не хочу, поэтому писать об этом больше не стану.
Читающим эти строки наверняка интересно узнать, что случилось, когда поездка закончилась. Кое-какие воспоминания у меня сохранились, ведь именно тогда я встретила своего двоюродного брата Терренса. Он попал в другой вагон, и мы понятия не
Мы попали в какую-то пустыню. Вагон оцепили солдаты, на песке ждали несколько автобусов, а над головой вращали пропеллерами вертолеты, взбивали пыль и гудели на разные лады. Нас напоили холодной водой. Никогда в жизни простая вода не казалась такой вкусной! Глаза долго привыкали к яркому свету, поэтому огляделась я не сразу и именно тогда заметила Терренса. Он стоял в придорожной пыли вместе с остальными, держа в руках чемодан и грязную подушку. Я повисла у него на шее, мы оба смеялись, плакали и без конца повторяли: «Ну надо же!» Вообще-то Терренс мне не двоюродный брат, а троюродный: его отец, Карлтон Джексон, — племянник моего папы. Карлтон работал сварщиком на судостроительном заводе и, как потом сообщил Терренс, участвовал в сборке поезда. За день до эвакуации дядя Карлтон привел Терренса на станцию и спрятал в кабине электровоза. «Сиди тихо! — велел он. — Слушайся машиниста!» Так Терренс и добрался до Калифорнии. Он был всего на три года старше меня, но в ту пору я воспринимала его как взрослого. «Терренс, ты ведь за мной приглядишь? Обещаешь?» Он кивнул и слово сдержал — приглядывал за мной до конца своих дней. Терренс стал первым Джексоном в Семейном совете Колонии; старейшины нашей семьи входят в состав совета и по сей день.
Нас погрузили в автобусы. Присутствие Терренса все изменило. Он одолжил мне подушку — я заснула, прислонившись к нему, поэтому не могу сказать, как долго мы ехали на автобусе. Вряд ли больше дня. Не успела я выспаться, как услышала голос Терренса: «Ида, Ида, проснись, мы приехали!» Я сразу почувствовала: воздух другой. Когда солдаты вывели нас из автобусов, я впервые увидела стены и фонари на высоких столбах. Фонари не горели, потому что было еще светло. Помимо свежего воздуха и яркого солнца удивил холод — мы дрожали и поеживались. Повсюду стояли солдаты и грузовики ФАЧС всевозможных размеров и моделей с самым разным грузом: продуктами и оружием, одеждой и туалетной бумагой, в некоторых были клетки с домашней птицей, овцами, козами, лошадьми и даже собаками. Охранники построили нас в ряд, сделали перекличку, выдали чистую одежду и повели в Инкубатор. Разместили нас в комнате, которая прекрасно всем известна: в ней до сих пор спят наши Маленькие. Я заняла койку рядом с Терренсом и задала вопрос, давно вертевшийся на языке:
— Что это за место? Папа наверняка тебе рассказывал, раз поезд собирал.
— Ида, теперь это наш дом, — немного подумав, ответил Терренс. — Пока не кончится война, стены и яркие прожекторы защитят нас и от прыгунов, и от всего остального. Слышала про Ноя? Представь, что мы в его ковчеге.
— В каком еще ковчеге? О чем ты, Терренс?! Лучше скажи, увижу ли я когда-нибудь папу с мамой!
— Не знаю, Ида! Я пообещал приглядывать за тобой и слово сдержу.
На соседней кровати сидела девочка моего возраста и горько плакала. Терренс подошел к ней и спросил:
— Как тебя зовут? Если хочешь, я и за тобой пригляжу.
Девочка тотчас успокоилась. Как и все мы, она устала и измучилась, только я сразу поняла: передо мной настоящая красавица. Миловидное
— Да, — кивнула девочка, — пригляди за мной, пожалуйста! А если не трудно, то и за моим братишкой тоже.
Знаете, впоследствии эта девочка, Люси Фишер, стала моей лучшей подругой, а еще позднее — женой Терренса. Ее братишка Рекс был таким же хорошеньким, как Люси, только, разумеется, с мальчишескими манерами. Наверное, многим известно, что с тех самых пор судьбы семей Джексонов и Фишеров тесно переплелись.
Вообще-то меня никто не обязывал описывать эти события. А ведь если бы не мой дневник, вы, листающие его страницы, никогда бы о них не узнали. Не только о нашем приезде в Калифорнию, но и о том, каким был мир в Старое время. Как мы с папой выбирали рождественские подарки, как покупали сладкий лед, как я сидела у окна и смотрела на звезды. Все Первые, разумеется, давно умерли, многие так давно, что их имена стерлись из памяти. Оглядываясь на те дни, грусти я не испытываю, хотя, конечно, горюю о Терренсе, который покинул нас двадцатисемилетним, о Люси, которая умерла при родах вскоре после кончины мужа, о Мейзи Чоу, которая прожила долгую жизнь, но проиграла в неравной борьбе то ли с раком, то ли с аппендицитом — сейчас точно не скажу. Грущу я о тех, кто сдался — сколько таких я перевидала! — о людях, от горя, страха или бессилия решивших «с меня хватит». Именно о них я думаю. По-моему, свою миссию в нашем мире они не выполнили, а куда сбежали, не понимают сами. Наверное, так рассуждают все старики: мы же наполовину в этом мире, наполовину в ином, вот мысли и путаются. Мое настоящее имя никто уже не помнит. Сейчас меня зовут Тетушкой, потому что сама я завести детей не смогла. Это имя как раз по мне! Порой кажется, герои моих воспоминаний живут во мне. Умирая, я заберу их с собой.
Охранники обещали, что военные вернутся, что привезут еще детей и солдат для охраны, но так и не вернулись. Автобусы и грузовики уехали. Сразу после заката ворота наглухо закрылись и зажглись прожекторы, такие яркие, что затмили звезды. Зрелище получилось — словами не передать. Мы с Терренсом выбрались из Инкубатора посмотреть. Именно тогда, дрожа от холода, я поняла, что он прав: теперь это наш дом. Да, мы с братом были на Первой ночи, когда зажглись прожекторы и погасли звезды. С тех пор прошло много, бесконечно много лет, но звезд я больше не видела. Ни разу.
Часть 4
НАЧЕКУ
Первая колония, хребет Сан-Хасинто,
Республика Калифорния
92 п.в
11
Перевод Павла Каншина.
Во имя обеспечения внутреннего порядка, равенства Доли имущества, безопасности Инкубатора, справедливости во всех Сферах труда, совместной обороны Колонии, защиты ее материальных ценностей и всех живущих на ее Территории, отныне и до Возвращения мы, Семейный совет, устанавливаем ЕДИНЫЙ ЗАКОН:
СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ
Семейный совет состоит из старейших членов Первых семей (Патал, Джексон, Молино, Фишер, Чоу, Кертис, Бойс, Норрис), в том числе из вступивших в брак с членами Вторых семей, включая Приблудших. При отказе или неспособности старейшины участвовать в работе Совета его заменяет другой член его семьи.