Пересечение Эйнштейна

Дилэни Сэмюэль Р.

— Нет, не аппетит, — сказал Маленький Джон, слезая с пня. — Что-то другое.

— Другое? — повторил я. — Скажите, Увалень, Маленький Джон, что другое?

— А? — переспросил Маленький Джон. Он бросил вниз палку, пытаясь привлечь внимание овцы к сочной траве. Промахнулся. Тогда я поднял камешек, валявшийся под ногами, прицелился и швырнул. Овца обернулась, посмотрела на меня синими глазами, заозиралась, и запрыгала от радости, что ей показали такую сочную траву.

— Ты очень изменился.

— Нет, —

сказал я. — Ла Страшная говорит, что я чем-то очень важным отличаюсь от других людей. Так же как и... Челка. Мы — другие, иные.

— Ты можешь играть, — сказал Увалень.

Я посмотрел на мачете.

— Не думаю, что поэтому. Я могу научить играть и тебя. Она увидела во мне что-то другое.

Позже, после обеда, мы погнали овец назад. Увалень предложил пообедать всем вместе. Я отрезал окорок, а потом мы атаковали тайник Маленького Джона с фруктами.

— Хочешь приготовить ужин?

— Нет, — отказался я.

Увалень зашел за угол силовой хижины и закричал на всю площадь:

— Эй, кто хочет приготовить ужин для джентльменов, которые хорошо поработали и снабжают вас пищей? А также обслужить и развлечь беседой? Нет, вы уже готовили для меня обед. Не надо толкаться, девушки! Нет, не ты, другая. Ты умеешь готовить приправу? Ах-ах, я помню тебя, Стрихнин-Лиззи. О'кей! Да, ты. Пойдем.

Он вернулся в сопровождении милой плешивой девушки. Я раньше видел ее, но никогда с ней не разговаривал, и не знал как ее зовут.

— Это Маленький Джон, Чудик, а я — Увалень, — представил всех Увалень.

— А как зовут тебя?

— Зовите меня Родинка.

Нет, я никогда раньше с ней не разговаривал. Какой позор — эта ситуация не менялась в течении двадцати трех лет. Ее голос шел не из гортани. Не думаю, чтобы она вообще была у Родинки. Звуки рождались где-то глубже.

— Меня ты можешь называть, как только захочешь, — сказал я.

Она засмеялась и смех ее, похожий на перезвон колокольчиков, тоже звучал необычно.

— Давайте еду и нужно найти очаг.

Внизу, возле ручья, мы сложили из камней очаг. У Родинки была с собой большая сковородка, так что нам пришлось занять только соль и корицу.

— Пойдем, — сказал Маленький Джон, — прогуляемся вдоль берега. — А ты, Чудик, пока развлек бы гостью. Побеседуйте.

— Нет, эй... погодите, — я лег на спину и заиграл. Ей понравилось, потому что она улыбнулась мне, продолжая готовить.

— У тебя есть дети? — спросил Увалень.

Родинка смазала сковородку куском жира, отрезанного от окорока.

— Один в Вересковой клетке. Двое с мужчинами в Ко.

— Ты много путешествовала, да? — спросил Маленький Джон.

Я заиграл потише, и она улыбнулась мне, складывая кости

в кастрюлю.

Жир шипел и трещал на раскаленном металле сковороды.

— Я путешествую, — улыбка, дыхание и насмешка в голосе Родинки были прелестными.

— Ты найди мужчину, который тоже путешествует, — посоветовал Увалень.

У него всегда имелся для каждого совет на все случаи жизни. Иногда это действовало мне на нервы.

Родинка пожала плечами.

— Я так однажды и сделала, мы с ним, наверное, больше не встретимся. Это его ребенок в клетке. Парня звали Ло Анджей. Прекрасный мужчина. Он никогда не задумывался, куда идти. И всегда шел туда, куда я не хотела. Нет... — она помешала в кастрюле. — Я мечтаю о постоянном решительном мужчине, который бы ждал моего возвращения.

Я заиграл старый гимн «Билли Байли, вернись, пожалуйста, домой». Я выучил его с сорокапятки, когда еще был ребенком. Родинка, похоже, тоже знала его, потому что засмеялась, разрезая персики.

— Точно, — сказала она. — Билли Ла Байли. Это прозвище дал мне Ло Анджей.

Она разложила мясо по краям сковороды, а в середину положила орехи и овощи, посолила и налила немного воды.

— И далеко ты заходила? — спросил я, положив мачете на грудь и потягиваясь. Сквозь кленовые листья над нашими головами проглядывало небо.

На западе оно алело в свете заходящего солнца, а на востоке уже взлетало ночное темно-синее покрывало, расшитое звездами.

Родинка разложила фрукты на листе папоротника.

— Однажды я дошла до города. И не раз бывала под землей, исследуя пещеры.

— Ла Страшная говорила, что мне тоже надо отправиться в путешествие, потому что я иной.

Она кивнула.

— Поэтому и Ло Анджей путешествует, — сказала Родинка и закрыла сковородку крышкой. Из-под крышки начали вырываться струйки вкусно пахнущего пара. — Большинство путешественников — иные люди. Ло Анджей говорил мне, что я слишком иная, но не говорил в чем.

Увалень и Маленький Джон притихли.

Теперь Родинка посыпала сковородку корицей. Несколько крупинок попало в огонь, лижущий края сковородки, и, затрещав, они разлетелись разноцветными искрами.

— Да, — сказал я. — Ла Страшная мне тоже не объяснила, почему я иной, чем я отличаюсь от других.

— Ты не знаешь? — удивилась Родинка. Я покачал головой.

— О, но ты же можешь... — она прикусила язык. — Ла Страшная — одна из ваших старейшин?

— Да.

— Может быть, у нее есть причины не говорить тебе? Я поговорю с ней немного позже. Она очень мудрая женщина.

Я подкатился к ней.

— Если ты знаешь, то расскажи мне.

Родинка смутилась.

— Хорошо. Только что тебе говорила Ла Страшная?