Перешагивая через Грань
Шрифт:
— Сейчас не время для мягкосердечия! — воскликнул Роджер, и Элис удивилась, что не замечала раньше, как убедительно способен звучать его голос, какой уверенной может быть интонация. — Мы в состоянии войны, и ситуация обязывает нас сплотиться! Мы должны быть единодушны в суждениях и решениях, только так мы можем быть уверены, что нечистые на руку агенты никогда больше не просочатся в наши ряды, что мы никогда больше не познаем боль измены и предательства. Случившемуся нет и не может быть оправдания!
Агенты поддержали Роджера одобрительным
— Мы не должны питать ни малейшего сострадания к реверсайдским крысам и их жалким подхалимам! — воодушевлённо продолжал Роджер. — Это проигрышный путь. Вы согласны со мной, коллеги?
Элис почти не слушала его. Весь её мир рухнул в одночасье. Всё, во что она верила, всё, ради чего боролась, оказалось ненастоящим, бутафорским, словно декорация из папье-маше к дешёвой постановке второсортного провинциального театра.
Она была готова к интригам и козням врагов, но от своих она не ожидала ничего подобного. И, что забавно, ей не в чем было упрекнуть ни одного из них. Действительно, со стороны всё выглядело именно так: она — предатель, ведь все факты свидетельствуют против неё, — все, кроме её собственных слов. Но кто поверит голословным утверждениям?
Элис почти не сопротивлялась, когда на неё надели браслеты, блокирующие энергию, — лишь горько вздохнула, глядя в спины вчерашних друзей.
* * *
Небольшая комната была обставлена по-домашнему, и оттого выглядела чрезвычайно уютно. Почти всё, что здесь находилось, абсолютно не вязалось с аскетичной, не терпящей излишеств атмосферой главной цитадели разведчиков: начиная от цветастой обивки кресел и заканчивая этажеркой из бамбука и ротанга, уставленной горшками со всевозможными комнатными растениями. Изобилие и разнообразие последних привносило в интерьер комнаты толику мещанского антуража, более уместного в гостиной какой-нибудь добропорядочной пожилой леди, но никак не в рабочем кабинете солидного и уважаемого сотрудника ДВР. Здесь росли и экзотические кактусы, неприхотливые дети пустынь, и хищная мухоловка, и тропические пальмы, и великолепные экземпляры орхидей, прекрасных в своём царственном великолепии. Видно было, что за растениями хорошо ухаживают и заботятся о них.
Единственным, что здесь напоминало об истинной деятельности хозяина кабинета, был старенький письменный стол, покрытый царапинами и чернильными пятнами.
Однако сегодня комната эта играла совершенно не подходящую ей роль.
Элис забралась на диван, даже не потрудившись снять обувь, и обхватила колени руками. Слишком роскошная и комфортная тюрьма для подозреваемой в измене.
Прошёл день, наступил вечер. Некоторое время из единственного окна, смотрящего на запад, можно было наблюдать пунцовый закат, но вскоре солнце скрылось, и ниточки облаков истаяли в разливающихся сумерках. Стемнело.
Элис нарочно не стала зажигать свет — зачем?
За время службы в ДВР в какие только передряги
Девушка зажмурилась, из всех сил стараясь не думать ни о чём. Она чувствовала себя обманутой, раздавленной, опустошенной. Она не желала вспоминать о прошлом, она не хотела гадать о будущем, а её настоящее сжалось до размеров крохотной комнатёнки с цветочными горшками, звенящими над ухом комарами и одиночеством. Настоящего больше не существовало — было лишь ожидание, тягучее, как резина, безмолвное, как вакуум, равнодушное и бесстрастное, как тиканье механических часов с автоподзаводом.
Всё, что она могла, — сидеть и ждать.
Стояла глубокая ночь, а Элис всё так же сидела на диване, не решаясь пошевелиться, и смотрела невидящими глазами в одну точку. Она одновременно и боялась, что дверь откроется, и мечтала об этом: чтобы что-то начало происходить — неважно, что именно. Главное, чтобы бессилие настоящего момента, растянутого до умопомрачения, наконец, прекратилось.
Ей всегда недоставало терпения.
Она не умела сидеть сложа руки, не умела бездействовать.
И сейчас, заключённая в скорлупу безнадёжного отчаяния, она могла лишь вариться в собственном соку, медленно сходя с ума от пугающей неизвестности.
Когда в замочной скважине повернулся ключ, и дверь неслышно отворилась, Элис подумала было, что ей это просто померещилось. Но, услышав знакомый тихий голос, девушка поняла, что это не сон.
Кристофер осторожно притворил за собой дверь. На его ладони трепыхался беспокойный лоскуток света.
— Тайлер? — Элис подняла голову. — Привет.
— Тссс! — шикнул агент. — Говори шёпотом.
— Что ты здесь делаешь?
— Я пришёл выпустить тебя.
Обычно хладнокровный и флегматичный, сейчас он выглядел крайне взволнованным. Элис опешила. До неё постепенно доходил смысл сказанного.
"Выпустить?!"
— Тебе нельзя здесь оставаться, — он говорил быстро, словно опаздывал на самолёт. — Я обо всём позаботился. Беги в Реверсайд. Твоё отсутствие обнаружится только утром, это даёт тебе фору пять часов минимум.
— Ты предлагаешь мне сбежать? — непонимающе заморгала Элис. — Ты что-то знаешь о настоящем предателе, да? — её лицо озарила отчаянная надежда.
— Я знаю тебя, — перебил Кристофер. — И мне этого достаточно. Я тебе верю.
— Правда? — Элис задрожала от радости.
— Правда, правда, — он проворно расстегнул её браслеты. — Элис, соберись! У нас мало времени. Ты можешь использовать энергию зеркального мира. Отправляйся в Дарквуд. Спрячься, затаись. Я выйду на связь, как только смогу.
— Но, Крис, — запротестовала Элис, потирая запястья, — так будет только хуже! Ты же понимаешь, мой побег окончательно укрепит всех в подозрениях насчёт меня. Ведь если даже сейчас у кого-то ещё остаются сомнения, то после моего исчезновения их не останется вовсе!