Перестаньте удивляться! Непридуманные истории
Шрифт:
Я же этого не сделал!
В Советском Союзе шахматный гроссмейстер, участвовавший в матче название чемпиона мира, играл не только со своим партнером, но и с Государством. Условия этой игры были хорошо известны. Вот, например, берут у кандидатов в чемпионы интервью. В числе задаваемых вопросов не последнее место занимает такой:
— Ваша любимая книга?
Гроссмейстер Карпов, не колеблясь, отвечает:
— «Как закалялась сталь» Николая Островского.
А гроссмейстер Корчной — то ли по недостаточно ясному пониманию правил
Вот вам уже очко (а может, даже и не одно) в пользу Карпова.
Все гроссмейстеры, не желавшие — или не умевшие — считаться с этими правилами, в конце концов терпели поражение. И только один из них сумел одержать победу: Гарри Каспаров. Правда, это было уже на заре новой эпохи. Да и Гарри тоже одно — главное! — правило все-таки принял во внимание: от фамилии, доставшейся ему от родителя («Вайнштейн») вынужден был отказаться: взял фамилию матери. Оставаться Вайнштейном в тех условиях — это было все равно, что играть без ладьи. Может быть, даже — без ферзя.
Но даже перестав быть Вайнштейном и став Каспаровым, свои шансы с Карповым Гарри все-таки не уравнял. Могучая ядерная держава делала всё, что было в ее силах, чтобы чемпионом мира стал Карпов.
Добиться этого, однако, она не смогла. Чемпионом стал Гарри.
Его победа была предвестьем наступающих новых времен. Может быть даже первым симптомом грядущего краха могущественной Империи Зла. И естественно, она вызвала бурное ликование в жидких рядах либеральной интеллигенции.
Кое-кому это ликование казалось не вполне обоснованным, а восторги, высказываемые по адресу юного чемпиона, преувеличенными.
Некоторое неудовольствие по этому поводу высказал и патриарх советской шахматной школы — Михаил Ботвинник.
— Этот ваш Гарри, — будто бы сказал он, — не такой уж герой, каким он вам представляется… Взял фамилию матери… Вот я же этого не сделал!
— А какая была фамилия у вашей мамы, Михаил Моисеевич? — спросили у него.
Ботвинник улыбнулся:
— Рабинович.
Войну забыли!
Однажды жена попросила меня купить луку. Она готовила обед, и ей необходима была луковица.
Я заглянул в ближайший овощной магазин — луку там не было. Я заглянул во второй, в третий. Там надо мной сжалились и объяснили:
— Да вы что? С луны свалились? Нету луку. Во всей Москве нету. Уже месяц как нету. Даже и не ищите.
К тому, что «в отдельных магазинах нет отдельной колбасы», что исчез сыр, что в ближайшей молочной вместо молока и кефира продают мясорубки и детские куклы, — ко всему этому я в то время уже как-то притерпелся. Но лук!
— Чёрт знает что! — не выдержал я. — Докатились!
— Вот люди! — возмутилась продавщица. — Подумаешь, какое дело: луку нет!.. Войну забыли!
Совсем молоденькая девушка. Ну прямо девчонка. Во время войны не то что её самой, даже и матери её еще на свете не было. А вот поди ж ты: знает, что, соразмеряя свои потребности, мы и сегодня, сорок лет спустя, обязаны оглядываться на
Это сознание закрепил язык. Когда старики говорят: «В мирное время», они вовсе не имеют при этом в виду предвоенные 30-е годы. «Мирным» называют они время до первой мировой войны, до 1914-го. А сорок (теперь уже шестьдесят) лет, прошедшие после Великой Отечественной, в сознании народа так и не стали мирными. Как, впрочем, и все девяносто, прошедшие с того выстрела в Сараеве, с которого начался «не календарный, настоящий XX век».
Членом Британского Королевского Общества быть выгодно
В сталинские и послесталинские времена академики (не только действительные члены Академии наук, но и членкоры) принадлежали к одной из самых привилегированных групп советского истеблишмента. Каждый академик и членкор, помимо зарплаты, причитающейся ему по должности (ведь каждый из них был или директором института, или завлабом, или еще кем-нибудь), получал и еще одну, академическую, полагающуюся ему только за то, что он академик (или членкор). И академическая эта зарплата была по тем временам совсем не маленькая.
Такое положение дел академикам представлялось вполне нормальным. И по их понятиям точно так же должно было обстоять дело во всех академиях мира.
И вот однажды приехал к нашим академикам гость из Англии. Тамошний академик. Или, как это у них, у англичан, называется, — член Британского Королевского Общества. И была у него с нашими академиками встреча по интересам. Наши задавали английскому академику разные научные вопросы, а тот — отвечал. Но, видимо, не одной наукой жив человек, даже если он академик. И один из участников встречи возьми, да и спроси англичанина:
— А какая у вас зарплата?
Тот что-то такое стал объяснять, не сразу поняв, про что его спрашивают.
— Нет-нет, — уточнил ученый муж, задавший вопрос. — Нам интересно знать, сколько вы получаете именно как академик. То есть сколько вам платят только за то, что вы являетесь членом Британского Королевского Общества.
Может быть, ему было любопытно узнать, кто получает больше — он или его британский коллега? А может быть (и даже — скорее всего), в этом его вопросе таился некоторый подвох: давай, дескать, признавайся, как подкупает ваша власть своих ученых, этих «дипломированных лакеев буржуазии», как правильно назвал вас Ленин.
Сообразив, наконец, что интересует советских академиков, англичанин ответил:
— Член Британского Королевского Общества платит членские взносы: пять фунтов стерлингов в год. Член Британского Королевского Общества получает — бесплатно — литературу по своей специальности на сумму, несколько превышающую пять фунтов в год. Таким образом, быть членом Британского Королевского Общества выгодно, джентльмены!
Мой друг, известный наш астрофизик Иосиф Шкловский, рассказавший мне эту историю, уверял, что этот ответ англичанина сильно разочаровал его коллег. А некоторые из них даже остались при убеждении, что всю правду о своих академических доходах англичанин им так и не раскрыл.