Переступить черту (сокращ.)

Паттерсон Джеймс

Только этого нам не хватало, подумал я. Вся эта история и так-то не сахар, а если нам еще руки за спиной свяжут…

Оукли развернул свою черную бейсболку козырьком назад и присвистнул.

— Нет, вы это видели? — спросил он. — Гранитные стены толщиной в шестьдесят сантиметров. Бронзовые двери — больше тридцати. Даже у окон и то каменные переплеты. И ни одного здания рядом, из которого мы могли бы прорыть туннель, чтобы попасть внутрь. Это же крепость! А мы должны пролезть в нее, не оставив на здании ни единой

царапины. Может, кто-нибудь напомнит мне, с какой стати я взялся за эту работу?

— Богатые связи со стукачами плюс возможность делать у букмекеров ставки на то, что вы ее провалите, — ответил я.

Шуточка была не бог весть какая, однако в этих обстоятельствах нужно было хоть как-то разрядить напряжение. Все расхохотались.

А может, и разрыдались.

Десять минут спустя мы стояли перед автобусом, дыша морозным воздухом и глядя на величественное здание собора. Потом зашли за один из мусоровозов, из которых состояло полицейское заграждение, и Оукли приказал снайперам взять на прицел бесценные витражные окна часовни Девы Марии.

Фасад собора, подумал я, глядя на три черных арочных входа, похож на огромное лицо: широко расставленные глаза и огромный разинутый рот.

Когда зазвонили колокола, я вздрогнул и чуть не схватился за «глок». Я решил, что это еще один фокус преступников, однако, взглянув на часы, понял, что сейчас ровно двенадцать. Колокола, приведенные в действие таймером, звонили, призывая верующих к молитве. Их звон, громкий и тревожный, эхом отражался от каменных и стеклянных небоскребов.

Я окинул взглядом толпу, и в голову мне пришла новая мысль.

В толпе я заметил смотрителя Нарди, он беседовал с молодой женщиной.

Подбежав к нему, я выпалил:

— Мистер Нарди, где находятся колокола?

— В северной башне, — ответил он.

Я взглянул на этот вычурный каменный конус. На высоте примерно в тридцать метров виднелось нечто похожее на ставни.

— До звонницы можно добраться изнутри? — спросил я.

Смотритель кивнул:

— Там осталась винтовая лестница, еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.

Затея выглядела рискованной, однако, если бы нам удалось подобраться к медным ставням, мы могли бы потихоньку снять некоторые из них и попасть внутрь собора.

— Из храма звонница просматривается? — поинтересовался я.

— А что? — спросила женщина, с которой только что разговаривал Нарди. — Вы и ее собираетесь взорвать? Детектив…

Только тут я заметил на лацкане ее пальто журналистский пропуск. «Нью-Йорк таймс». Вот и рассказывай после этого, какие мы, детективы, наблюдательные.

— Беннетт, — представился я.

— Участок Северного Манхэттена, верно? И как поживает Уилл Мэттьюс?

Подобно большинству копов, я не особенно верю отговоркам типа «люди имеют право знать». Может, я и поверил

бы, если бы все это хваленое благородство не было снабжено ценником. Когда я в последний раз пытался выяснить, чем, собственно, занимаются журналисты, оказалось, что они продаютновости.

— А почему бы вам не спросить об этом у него самого? — поинтересовался я.

— Я бы с радостью. Да только на его телефоне определитель номера стоит. Так что вы можете сказать? Что никто ни фига не знает? — Интонации образованной женщины сменились нормальной речью простого ньюйоркца. — Или говорить не хотят?

— Выберите тот ответ, какой вам больше по вкусу, — посоветовал я.

— Вот интересно, понравится моему редактору такой заголовок: «Самый большой ляп органов безопасности за всю мировую историю»? Или такой: «Полиция Нью-Йорка терпит провал и отмалчивается»? — поинтересовалась журналистка. — Вроде бы ничего, броский.

Я поморщился. Если я настрою прессу против полиции, Уиллу Мэттьюсу это вряд ли понравится.

— Послушайте, мисс Калвин, — сказал я. — Разумеется, я готов поговорить с вами, но то, что я скажу, в печать попасть не должно. Согласны?

Журналистка кивнула.

— В общем и целом, вы сейчас знаете примерно столько же, сколько знаем мы. Мы установили контакт с захватившими собор людьми, однако никаких требований они пока не выдвинули. Как только мы узнаем что-нибудь новое, я, если мне это разрешат, поделюсь с вами информацией. Но если у засевших там психов имеется радио или телевизор и они узнают о наших намерениях, могут погибнуть люди.

Повернувшись, чтобы уйти, я увидел в двери автобуса Неда Мейсона, он отчаянно махал мне рукой.

— В таких делах мы должны действовать заодно, — через плечо крикнул я журналистке и побежал к автобусу.

Едва я вошел, как Мейсон протянул мне трезвонивший мобильный.

— Майк слушает, — сказал я.

— Привет, дружище, — ответил Джек. — Ты что это к телефону так долго не подходишь? Если бы я не знал, какой ты покладистый, я мог бы подумать, что ты козни против меня строишь.

— Спасибо, что освободил президента, — поблагодарил его я.

— А, было бы о чем говорить, — ответил Джек. — Слушай, я вот почему звоню: я вроде как собрал вместе все наши требования и надумал послать их тебе электронной почтой. Вообще-то я привык к обычной, но ты же знаешь, в какой зоопарк превращаются по праздникам почтовые конторы.

Нарочито легкомысленный тон Джека начинал действовать мне на нервы. Я постарался сдержать раздражение, представив себе, как застегиваю на нем наручники и волоку его мимо людей, которых он терроризировал. Я не сомневался, именно так и будет. Это всего лишь вопрос времени, думал я, беря из рук связиста бумажку с электронным адресом.