Переулки Арбата

Колодный Лев Ефимович

Быстро опускается осенний вечер. Стал неразличим текст на мемориальных досках. У каждого угла дома начинается новая улочка, их сходится в один узел сразу шесть... Да рядом еще двадцать других... Тут, как в трех соснах, можно заблудиться. Стоишь посередине площадки, вокруг шуршат шинами машины и разбегаются в разные стороны переулки...

УРОН НА ПОВАРСКОЙ

Соседка Арбата улица Поварская отстоит от него всего на несколько сот метров, а совсем на него не похожа. На ней меньше многоэтажных "доходных домов", выстроенных на месте бывших городских усадеб, практически нет магазинов и ресторанов и кафе. Причина тому есть. Арбат служил магистралью, которая вела некогда на рыночную площадь на Садовом кольце, она же вела

на Брянский, позднее Киевский вокзал. Первые этажи домов этой улицы попали в руки предпринимателей, купцов, содержателей заведений, где можно было поесть и попить, на этой же улице открылись две аптеки, располагались врачебные кабинеты, парикмахерские, ломбард и многое другое, необходимое для города, пешеходов и пассажиров. По Арбату провели трамвайную линию, что сделало его шумным и еще более многолюдным.

Почти все пятьдесят девять владений на Арбате перед революцией принадлежали главным образом купцам, потомственным почетным гражданам, то есть выходцам из купцов, церквам, военно-окружному суду (в этом здании и сегодня располагается судебный орган Московского военного округа), некоторыми домами владели инородцы, среди которых, например, был купец второй гильдии Гоберман Вульф Хаимович, купивший два дома: на четной стороне № 14 и на нечетной стороне № 21. И так далее.

На Поварской некоторые строения также перешли в руки состоятельных купцов, но большая часть оставалась в руках титулованных особ, среди которых были князья, графы, бароны, на этой улице находился особняк Управления Государственного коннозаводства, дом призрения московского дворянства имени Казакова... Зубовы, Гагарины, Шуваловы и такие, как они, владели домами на Поварской. Они-то и не позволяли вторгаться на эту улицу питейным заведениям, лавкам, прокладывать по ней линию трамвая...

Поварская, как и Арбат, понесла урон, когда строили проспект Калинина; она лишилась части Большой Молчановки, начала Мерзляковского переулка. Исчез фасад известного многим в Москве дома с аптекой на первом этаже. На его верхнем этаже в старой Москве располагался театральный зал. Во всех советских путеводителях его непременно поминали, потому что в этом театральном зале собрался на свое первое учредительное заседание в дни русской революции 1905 года Московский Совет рабочих депутатов. То есть этот дом с ротондой, где помещалась упомянутая аптека, был тем местом, откуда пошла в Москве советская власть. Казалось бы, реликвия. Достопримечательность. Но такая то была власть, что в шестидесятые годы XX века она не придавала особого значения охране памятников истории, тогда во главе этой власти возвышался Никита Сергеевич Хрущев, на совести которого много порушенных замечательных зданий в Москве. Их ломали и в годы его молодости, когда он возглавлял Московский горком партии и претворял в жизнь "Сталинский план реконструкции Москвы", предполагавший тотальный снос исторических пластов города. Их ломали и спустя тридцать лет, когда дорогой Никита Сергеевич возглавлял государство и партию. Порубленный Арбат - как раз вина Хрущева, санкционировавшего проект проспекта Калинина, предполагавший тотальный снос десятков зданий.

"Правая сторона улицы после сноса в 1960-х годах в связи с прокладкой Нового Арбата стоявших здесь старых строений начинается с бывших доходных домов № 8 (угловую его ротонду с аптекой снесли) и 10, малоинтересных в художественном отношении", - пишет ничтоже сумняшеся автор очерков об улицах центра "Москва в кольце Садовых" Юрий Федосюк. В очерке "Улица Воровского", а именно так до недавних пор называлась древняя Поварская, он вслед за процитированными выше строчками пишет:

"Малоэтажные особнячки № 12-16 снесли в 1950-х годах, открыв вид на построенное в те же годы в глубине участка белое школьное здание - это экспериментальная школа Академии педагогических наук СССР".

Как видно из приведенных мною цитат, у Никиты

Сергеевича были в прошлом, есть и по сей день люди, оправдывающие его варварство. У дома с аптекой и театральным залом не было архитектурных достоинств, раз он "малоинтересен в художественном отношении", а снесенные "особнячки" открыли вид чуть ли не на некий шедевр.

На самом же деле снесенные здания представляли собой добротные, выразительные постройки, каждая из которых имела свое лицо. Эти здания были воротами улицы, ее опознавательными знаками. Сегодня Поварская в своем истоке представляет бесформенное, неорганизованное пространство. На месте особняков появилось типовое школьное строение, грубо вписанное в строй зданий старинной улицы, сломавшее ее прямую линию. В книге Федосюка приводится выписка из путеводителя 1831 года, где как раз отмечается прямизна этой московской улицы:

"Нет улицы, которая была бы так пряма и ровна, как она. На ней нет величественных зданий, но она очень красива". Эту красоту как раз и придавали ей малоэтажные особнячки. Два из них сломали в начале восьмидесятых годов в середине улицы, на ее углу с Большим Ржевским переулком, где сегодня виднеются глухие торцы зданий, перед которыми растет старый вяз, несколько деревьев, некогда росших во дворах сломанных зданий. Рядом с ними появилась детская площадка. История сноса этих двух домов мне хорошо известна, их не позволила сломать работавшая несколько лет так называемая "несносная" комиссия, созданная по воле МГК партии для решения вопроса о судьбе исторических зданий. Появилась эта комиссия после шумных протестов общественности, известных художников, в частности Ильи Глазунова, после представления самому Леониду Ильичу альбома фотографий уничтоженных зданий. Этот альбом мне показывали в комендатуре Кремля. Альбом сыграл свою важную роль. Он произвел впечатление на правителей. Ознакомившись с этим альбомом, Брежнев, Косыгин и другие вожди решили больше, как прежде, старую Москву не ломать. Действительно, в начале восьмидесятых годов необоснованный снос практически прекратился.

Я был в числе тех членов "несносной" комиссии, которые настаивали на том, чтобы здания на Поварской не ломали, хотя они были рядовыми строениями, к памятникам архитектуры не относились, но служили для них достойным окружением.

На месте этих зданий, на углу Поварской и Большого Ржевского, предлагалось выстроить жилое здание для турецкого посольства. По межправительственному соглашению Москва обязана была это сделать. Лучшего места для турок прежнее руководство архитектурным управлением найти не могло и настаивало на своем.

Дома снесли, до начала строительства устроили временный сквер, понравившийся жильцам соседних домов. Им не было дела до того, что обнажившиеся глухие стены уродуют улицу, что образовался провал между домами, никто из жителей не брал в расчет и такую категорию, как стоимость московской земли, особенно в ее центре, той земли, где сотни лет стояли здания.

Вокруг вяза и нескольких деревьев развернулся бой, в результате которого отцы города вынуждены были отступить перед шумной, хорошо организованной общественностью, поддержанной новоявленными депутатами, желавшими показать свою власть, свой демократизм:

"Живописный сквер между Большим Ржевским переулком и улицей Писемского - недавнего происхождения, - пишет в очерке "Улица Воровского" Юрий Федосюк.
– Он образовался после сноса двух старых особняков. Здесь ныне господствует патриарх улицы - двухсотлетний вяз, взятый под охрану после того, как этот участок задумали застроить восьмиэтажным зданием. В 1987 году местная общественность дружными усилиями побудила Мосгорисполком отказаться от строительства, а древний вяз, ныне бережно огражденный цепями, объявить памятником природы. Новый сквер с вязом стал украшением района и памятником успешной борьбы москвичей за сохранение родного города".