Переулки Арбата
Шрифт:
На мой взгляд, этот сквер стал действительно памятником, но не таким, каким он представляется Юрию Федосюку. Это памятник торжествующего популизма, грубого вмешательства в вопросы градостроительства непрофессионалов, примером неправильного использования городской ценнейшей земли. Это памятник пресловутой "перестройки", когда сначала ломают, а потом начинают думать, что нужно делать. Точно такая же "успешная борьба москвичей" закончилась торможением, приостановлением на несколько лет строительства на Поклонной горе, "третьего транспортного кольца". Северной тепловой станции, а это торможение принесло Москве на сотни миллионов рублей убытков.
Конечно, я не призываю пилить вяз, пусть он распускается весной, пока еще жив. Но земля, где были здания, должна быть застроена, улица должна быть в этом месте восстановлена.
Оказавшись
Когда Марина Цветаева поселилась в районе Поварской, в доме по Борисоглебскому переулку, то, сворачивая с улицы к себе домой, она крестилась, глядя на встававшую на ее пути старинную церковь Бориса и Глеба на Поварской улице. На улицу выходила колоннада портика в классическом стиле, над ней возвышался однокупольный храм, к которому примыкала колокольня с островерхим шпилем, увенчанная крестом. Когда-то в первой половине семнадцатого века она была деревянной, позднее в том же веке прихожане после очередного пожара на месте деревянной выстроили каменную церковь. Последний раз она переделывалась, укрупнялась в конце XVIII века, в год рождения Пушкина, 1799-м, началось возведение храма, который радовал сердце Марины Цветаевой. Он служил приходской церковью для жителей соседних домов, в том числе для статского советника Сергея Киселева, друга поэта. Вместе с ним Киселев наведывался часто на Пресню к сестрам Ушаковым, Елизавете и Екатерине. Два друга женились почти в одно и то же время, весной 1830 года. Киселев взял в жены Елизавету, венчался с ней в церкви Бориса и Глеба, а с его стороны поручителем выступал "10 класса Александр Сергеев Пушкин", женившийся месяц спустя. Жил Киселев в двухэтажном доме, сохранившемся до наших дней, под № 27, ныне восстанавливаемом. Сюда Пушкин наезжал часто и, как отмечается пушкинистами, первый раз в Москве читал публично поэму "Полтава"...
Сломали Бориса и Глеба на Поварской в 1936 году, спустя три года после решения Моссовета о закрытии храма. На его земле находится здание музыкального института имени Гнесиных, где располагалась также квартира основательницы этого, второго по значению после консерватории, центра музыкальной культуры в Москве Елены Гнесиной, начавшей вместе с сестрами дело в маленьком особнячке на Арбате. Она дожила до строительства нового концертного зала, пристроенного к институту, на его открытие ее привезли в коляске. Она же добилась, что рядом с институтом появилось высотное здание для ее любимого детища - музыкального училища. В нем этажей двенадцать, оно умело поставлено, вписалось в ансамбль улицы, ничего и никого не подавляет, лишний раз доказывая, что, когда за дело берутся умелые люди, оно только от этого выигрывает, высокая новостройка не причинила ущерба старинной улице и ее приземистым зданиям. Наконец, недавно восстановлен особняк, принадлежавший некогда Марине Александровне Шуваловой, стоявший рядом с церковью Бориса и Глеба. Этот особняк передан музыкальному Гнесинскому центру, в нем располагается еще один концертный зал. И я, рассказывая об утратах, не могу не упомянуть о таком событии последних лет, внушающем надежду на то, что больше никогда в Москве не будут уничтожать ее памятники.
Церковь Бориса и Глеба стояла во владении под № 32, а на нечетной стороне улицы, неподалеку, под № 15 располагалась другая церковь - Ржевской Божьей Матери на Поварской. Ее выстроили впервые прихожане Поварской слободы. Я еще не упомянул, что в этом районе Москвы жили повара, хлебники, квасники и другие ремесленники, обслуживавшие потребности государева стола. В память о них сохранились названия трех поварских переулков - Столового, Скатертного, Хлебного. Между Хлебным переулком и Поварской находился маленький Чашников переулок, не сохранившийся, как и еще один здешний Ножовый переулок, который состоял всего из трех строений и тянулся между Столовым переулком и Большой Никитской улицей.
Упоминавшаяся впервые в документах в 1653 году церковь Ржевской Божьей Матери перестраивалась в XIX веке, у нее была большая трапезная, одноглавый храм и колокольня. Крушить ее начали перед войной, доломали после
И это еще не последняя церковь, уничтоженная на Поварской. В конце улицы в одной из стрелецких слобод выстроили храм Святой Софии, было это в первой половине XVII века. Позднее рядом с деревянным ее строением появился каменный храм Рождества Христова, позже обросший приделами Казанской Божьей Матери и Тихвинской Божьей Матери. На место, занимаемое храмом Рождества в Кудрине, положили глаз политкаторжане, чье общество, бывшее влиятельным в первые годы советской власти, вознамерилось построить клуб. Проект этого клуба поручили знаменитым архитекторам, братьям Весниным. Они исполнили заказ, и по их проекту соорудили здание с большим зрительным залом и другими клубными помещениями.
Но воспользоваться комфортом нового клуба политкаторжане не успели. Общество состояло из старых большевиков, а также недобитых во время гражданской войны революционеров других партий, при товарище Сталине ставших неугодными восторжествовавшей диктатуре. Несмотря на всем известные заслуги перед революцией, политкаторжане и бывшие "ссыльнопоселенцы" вынуждены были прикрыть свое общество, многие из них снова оказались в тюрьме, но уже не царской, а советской, многие были отправлены в лагеря, расстреляны.
В клубе открыли кинотеатр, а позднее в нем обосновался Театр киноактера.
Таким образом, подводя итог, можно констатировать, что на Поварской из четырех церквей сохранилась только одна, церковь Симеона Столпника, которая ныне воспринимается как строение на Новом Арбате.
Проходя у Никитских ворот, хорошо видно, что восстанавливается небольшая древняя церковь, последние годы стоявшая без снесенной главы и без колокольни. В ней предлагалось создать музей генералиссимуса Александра Суворова, поскольку, по преданию, полководец, большой любитель церковного пения, не раз пел на клиросе этой церкви. Дом его отца, генерала, находится рядом, на Большой Никитской, за оградой дома № 42, где обитает заморское посольство. Несколько лет тому назад ревнители старины не могли предложить нечто более радикальное, не могли предугадать, что настанет время, когда эту церковь начнут восстанавливать не под музей, а для исполнения той функции, ради которой она появилась в Москве по воле патриарха Филарета. Восемь лет он пробыл в польском плену, с великим почетом вернулся в столицу, где его сына Михаила избрали на царство. Сын и повелел в 1626 году у Никитских ворот воздвигнуть храм Феодора Студитского, как сказано в указе, "по обещанию отца нашего", то есть храм был обетный, в память о возвращении из плена, в благодарность Богу за счастливый исход, возвращение Смоленска. Поэтому главный престол церкви был во имя иконы Смоленской Божьей Матери. Церковь расписал известный мастер Назарий Истомин.
И вот на наших глазах второй раз поднимается над землей колокольня, вскоре откроется возрожденная церковь, а не музей.
Вернули верующим возвышающийся над площадью Никитских ворот храм Большое Вознесение, известный тем, что в его трапезной венчался Александр Пушкин. Лет десять тому назад в "Московской правде" я опубликовал статью "Гром под куполом", где рассказал, как под сводами этого замечательного здания гремят разряды высоковольтных пушек, и поставил вопрос о выдворении отсюда энергетической лаборатории. Для испытаний ей требовалось сооружение с высоким, как у храма, потолком. Казалось, что никакой силой электрификаторов - а именно их деяния (электрификация) вкупе с советской властью по известной ленинской формуле должны были в сумме своей дать нашей стране коммунизм, - не сдвинуть с насиженного места.
Однако лед тронулся. Помог этому не кто иной, как всем известный азербайджанский лидер Гейдар Алиев, о чем я хотел бы публично заявить. Как раз в то время, когда появилась моя статья, он работал в Москве, руководил как первый заместитель главы правительства культурой. Ему доложили о выступлении газеты, и он, обладая громадной тогда властью, будучи членом всесильного Политбюро ЦК КПСС, распорядился вывести лабораторию из храма. Что это было именно так, а не иначе, мне рассказывали сотрудники исполкома Моссовета, ведавшие "нежилыми помещениями", готовившие проект решения по этому вопросу. Так что никакой высокопоставленный митрополит здесь ни при чем, как мне приходилось читать, спасибо нужно сказать товарищу Алиеву.