Переулок капитана Лухманова
Шрифт:
Брагич, глядя в стол, постучал по нему пальцами. Сказал непонятно:
— Не нужны уже Огоньку деньги.
Всё ухнуло внутри у Мира.
— Почему… не нужны?
— Не нужны потому, что собрали достаточно. Я вчера говорил с его мамой… Теперь ждут операцию. И надеются…
— Уф!.. — сказал Мир, чувствуя, что майка прилипла к спине.
— Ты чего испугался? — усмехнулся Брагич. — Все идет как надо…
— А тогда… почему вы таким похоронным тоном?
Брагич усмехнулся опять:
— Чтобы
«Но и горевать сверх меры опасно, — подумалось Миру. А внутри нарастало пушистое тепло. — Значит, с Огоньком — не безнадежно…»
— Ладно, отбой, — закончил Брагич. — Звонок уже, сейчас сюда ворвется жизнерадостная толпа. А вы ступайте, друзья. Можете побеседовать по дороге, если у вас есть что сказать друг другу.
Они пошли по коридору, который стремительно пустел. Смотрели себе под ноги. Надо было обменяться хотя бы парой слов. Игорь хмыкнул и спросил:
— У нас есть что сказать друг другу?
— Н-не знаю. Разве что «спасибо»…
— За что спасибо-то? Все равно «Диану» я тебе не вернул…
— Не в «Диане» дело. Просто легче на душе, когда есть на свете честные люди… А то ведь я про тебя что думал…
— Заевшийся сынок богатенькой мамы?
Мир промолчал. Потом спросил:
— Дома, наверно, был скандал?
— Был, — охотно сказал Игорь. — Даже по морде досталось. Но у меня есть плацдарм для отступления. Мать с отцом живут порознь. Когда накаляется политическая обстановка — я к отцу…
И вдруг он спросил:
— А Огонек… это тот пацан, который в клинике? На операции?
— Тот…
— Значит, есть надежда?
— Значит, есть. — И Мир суеверно сцепил пальцы.
Они спустились в вестибюль. Мир взял в гардеробе куртку.
— У вас вроде бы еще урок, — тормознула его техничка тетя Глаша, в чьи обязанности входило «бдить и не пущать».
— Глафира Федоровна, не выдавайте меня…
— Ох, Мирослав… — растаяла та, потому что любила, когда ее величают по имени-отчеству, как учительницу.
На улице Игорь сказал:
— Ты только не думай, что я пошел на какую-то жертву. Меня все эти рангоуты и такелажи не привлекают ни капельки. И драить палубу я не стремлюсь…
— Разве в этом дело?.. — отозвался Мир.
Они шли рядом, и шагать вместе с Миром… да, было хорошо. И чтобы не кончать разговор, Игорь объяснил:
— Я о корабельных делах вообще лишь один раз в жизни говорил. Когда речь пошла о пустотелых конструкциях.
— Это как?
И чего у него, Игоря Густорожского, развязался язык? Ну да ладно…
— Есть у меня друг… по имени Шурик. Вообще-то она Александра, но все зовут Шуриком. Потому что характер как у пацана. Она в прошлом году втянула меня в такое дело, в защиту деревьев от вырубки. Мы с ней часто
Игорь вдруг хихикнул про себя — вспомнил стихи лопоухого первоклассника про пещеру и горшок. Но смеяться вслух и декламировать «неприличные» строчки не стал. Продолжил объяснение:
— Я уже говорил, прочность любой конструкции — и живой, и механической — снаружи. У людей, и у зверей, и у рыб — это кости и мышцы. У заводских труб — в их стенах. В трубы ведь никто не вставляет каркасы. Они держатся за счет наружной крепкости. Так же, как стальные пустотелые мачты больших парусников… Шурик это сказала, и я тогда впервые подумал о парусниках. А еще о секвойях…
— О чем?
— В Америке есть деревья-великаны. Некоторым по две тысячи лет. Внутри они давно уже пустые, не ствол, а сплошное дупло. Там даже кафе устраивают или всякие выставки для туристов. А деревья все живут и живут, держатся за счет наружной древесины и коры. Потому что нет на них нашего Зелентреста. Он давно бы уже напустил бригады гастарбайтеров. А у нас фронт работ везде. В прошлом году даже всю траву выкосили вдоль тротуаров. Подорожники и одуванчики…
— В самом деле, — вспомнил голые кремнистые обочины Мир. — Пыль кругом, а они — своё… Вредительство какое-то…
— Инокробы… — сказал Игорь.
— Кто?
Восьмиклассник Игорь Густорожский объяснил восьмикласснику Мирославу Рощину, кто такие инокробы.
Потом Игорь и Мир обменялись номерами телефонов.
Переулок
К Дядюшке Лиру собрались только через неделю после выступления Мира во дворце. Потому что Константин Петрович сообщил по телефону о «своих недугах».
— Надо мне прокашляться, прочихаться, а потом уже встречать хороших гостей.
Наконец отправились. Машина мама дала им для «хворого шекспировского персонажа» банку варенья.
— Только не думайте лопать по дороге сами…
— Хорошо, что предупредила, — сказала Маша. — А то мы уже ложки припасли…
По дороге они не «лопали варенье», а договаривались, как себя вести. Условились, что о «Диане» заводить разговор нынче не станут. Но от другой печальной темы не уйдешь — от смерти Тимофея Данилыча Яшина. Это ведь не скроешь, если Мир станет петь «Севастопольских мальчиков». А спеть эту песню ему очень хотелось. По сути дела, для того и шел к Дядюшке Лиру…