Перевал

Климов Виктор

— Да уж, — продолжал комментировать Дима. — Умели же делать! Как думаешь, это вариации на тему, что мы видели в церкви и гробнице?

— Кто бы знал, — Данила тоже приобщался к прекрасному. — Не каждая статуя женщины изображает Деву Марию. Может здесь так же? Было много богов, и в какой-то момент они решили запечатлеть в бронзе одну из их числа?

— А ты погляди, что она держит в руках, Даня, — не унимался Дима. — Что это, по-твоему?

— Большой лимон? — неуверенно ответил Данила.

— А по-моему, это больше похоже на человеческое сердце.

— Ну и? Может, это центр кардиохирургии.

Последний

аргумент, если и заставил Дмитрия задуматься, то не сильно.

— Ты знал, что библейский Бог убил людей больше, чем Дьявол? — внезапно спросил Кот.

— Наверное, у Бога были на то причины, как думаешь? — Данила продолжал рассматривать статую. Чуть в стороне полковник карандашом делал наброски в блокноте.

Талию женщины обвивал тонкий пояс с вставками, в волосах — диадема, похожая на ту, что видел в гробнице Алексей. А на шее непременное ожерелье, только здесь создатели не стали заморачиваться над вставками красных самоцветов, как, собственно, и над глазами — вся статуя была выполнена в едином лаконичном стиле из одного материала.

— Эта выглядит совсем не так, как та что в гробнице.

— Ну, правильно, современная интерпретация. Ну, в смысле, для местных современная, — поправился Дима. — Или вообще несвязанные образы.

— Кстати, слышал анекдот? — решил сменить тему Данила.

— Какой?

— Приходит Богатырь в одно селение, а там все грустные-грустные. Спрашивает у местных: что случилось, чем помочь? Ну, местные сообщают, что, мол, прилетает каждую неделю Змей Горыныч и съедает одну девственницу. Подумал Богатырь и говорит: "Решу я вашу проблему!"

— И что? Решил?

— Через месяц Дракон умер от голода.

Кот сипло засмеялся над явно бородатым анекдотом, который, небось, слышал уже не первый раз, но разум требовал психологической разгрузки.

Нет, не панночка. Панночка — обычная ведьма, которая не могла пробить священный круг, а тут, ты погляди какая красота!

Пятнадцатиметровая молодая женщина из металла загадочно улыбалась, глядя на чужаков, осмелившихся потревожить её спокойствие. Её Город. Её Мир.

Вот только что сулит такая божественная улыбка? И не станет ли она проклятием вместо того, чтобы быть благословением? Ведь, будем честны, бывает так, что иногда лучше бы Бог тебя не замечал, чем решил бы, что ты ему чём-то интересен.

Глава 21. Горькие ягоды

Изваяние снисходительно взирало на нас сверху, сомкнув губы в неуловимой улыбке. Причём именно что смотрело на нас, точнее, на тех, кто внизу, на прохожих, когда-то спешивших по улице по своим иномирным делам, а не куда-то в пустоту перед собой, как многие статуи на Земле.

"Что смотришь? — спросил я мысленно статую. — Или девушка желает познакомиться?"

«Вашей маме зять не нужен? Ах да, её же сожгли злые горожане! — подкат так себе, признаю, но усталость требовала выхода, хотя бы такого. — Хотя, знаешь, ты не в моём вкусе, видал и получше.»

Стоит признать, тут я немного лукавил. Было в ней что-то притягательное, завораживающее, заставляющее смотреть на неё без остановки. У тех ребят, что её делали, явно был хороший вкус. Какой-нибудь местный скульптор с известным именем,

и уж точно не аналог Церетели, или этого, как его, который тоже Петра Первого изваял для Петропавловки. Никогда не понимал авангардистов, а за фразу "я художник, я так вижу" хотелось надавать по башке.

Тебе же, художник, деньги дали, чтобы ты слепил статую великого человека — императора! а ты, то чучело пучеглазое делаешь с милип@здр@ческой головой, то страшного гигантского монстра на игрушечном паруснике, да которого ещё по знакомству установишь в Москве, к которой Пётр Алексеевич испытывал более чем прохладные чувства.

Здесь — другое дело. Здесь видно, что богиню, или кем там её считали сгинувшие жители (может, она была покровительницей, как это, страждущих?), делали со знанием дела без всех этих ваших художественных закидонов.

Она была не просто красива. Она была великолепна. Скульптор воспроизвёл в бронзе красоту, которая без обиняков притягивала взгляд, заставляла на себя смотреть, получая настоящее эстетическое удовольствие.

Да, кажется, я словил тот момент, когда ты увидишь что-то очень-очень красивое и пытаешься задержать этот момент в своей памяти, закрепить его в ней, но он, этот момент, всё время ускользает, растворяясь, словно утренний туман над полем, словно мираж над пустыней.

В общем, у меня слов-то столько нет, чтобы описать свои ощущения. Может, когда подучусь, как обещал полковник, то пополню свой словарный запас, кто знает.

Красивая богиня, саркофаг в подземелье, дольмены, алтари… алтари, как дольмены.

Я когда-то что-то слышал о дольменах, но сам лично их не видел. Данила вкратце разъяснил, что дольмены создавались для жертвоприношений, мол, именно в эти отверстия в фасаде люди пропихивали внутрь всяческие подношения духам и богам.

В церкви перед выходом полковник попытался ещё раз достать кубический предмет из алтаря, просунув внутрь руку, но у него ничего не вышло — ухватить было невозможно, он тупо не помещался в ладонь, а сам куб, похоже, оказался тяжелее, чем предполагал Смирнов.

Тогда, вытащив руку, он от досады чуть не пнул алтарь, остановившись в последний момент. Всё-таки он старался с уважением относиться к культуре погибшей цивилизации. Правда это уважение заканчивалось ровно на том моменте, когда вставал вопрос о заинтересовавшем его артефакте. Ведь кубик-то его заинтриговал, как ни крути. Взял бы с собой, и плевать было бы на радиацию, более чем уверен. На месте бы уже попытались дезактивировать, или так бы изучали.

С другой стороны, археологи же раскапывают древние скифские курганы в научных целях, и особенно о традициях канувшей в лету цивилизации кочевников не думают. Мумии египетских фараонов так вообще на всеобщее обозрение выставляют.

— Вольфрамовый ты что ли? — разговаривал сам с собой полковник, подсвечивая фонариком внутрь дольмена.

Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы место захоронения потеряло сакральный смысл и превратилось просто в объект научного интереса? Не исключено, что меня тоже вот так как-нибудь откопают спустя пять тысяч лет, и выставят в витрине вместе с остатками броника и ржавым автоматом.

И буду я вот так стоять — или лежать — а школота будет делать мои фотки на какие-нибудь супергаджеты.