Перевал
Шрифт:
Эбби скептически улыбнулась.
— Давай я помассирую тебе и другую ногу.
— Да, мэм, пожалуйста.
В тот вечер после ужина Эбби спросила, может ли она поехать на встречу с друзьями из школы. Сара, пытаясь не выказывать своего разочарования, ответила согласием. Да, юность нужна для того, чтобы получать удовольствие, разве нет? Джош воспользовался моментом и выпросил разрешение пойти на вечеринку к Фрэдди. Раз Эбби уходит гулять, то и ему можно, да? Бенджамин отвел сына в сторону и начал серьезно, по-мужски говорить Джошу о вреде алкоголя
Сцена для действий была подготовлена. Позже Сара поняла, что Бенджамин ждал такого случая несколько недель, а сам разговор планировал, наверное, в течение многих месяцев. Вскоре, когда дети благополучно уехали, в доме воцарилась гнетущая тишина. Сара не сомневалась, что Бенджамин сейчас скажет что-то невнятное о неотложной работе и отправится к себе в кабинет. Но проходило время, а он оставался на месте. Из кухни Саре было видно, как он бесцельно перебирает вещи, разбросанные детьми в гостиной. Она сделала вид, что ничего не замечает, и бодро спросила его, не хочет ли он еще индейки и салата с томатами.
— Конечно.
Может, им стоит открыть бутылку вина?
— Конечно.
Бенджамин прошел на кухню и достал вино. Он стоял по другую сторону разделяющего их высокого стола, даже не стола, а стойки, длинной и узкой, отделанной серым гранитом. Такая есть почти во всех домах. Она выполняет роль склада ненужных вещей: в ней скапливаются старые журналы, письма, неоплаченные счета. У них там еще стояло глубокое блюдо, в которое они бросали мелкие монеты. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук ножа. Комната погрузилась в безмолвие, как в невидимое облако. Наверное, стоит включить музыку. Он вытащил из шкафа два бокала, которые жалобно и коротко зазвенели, а потом поставил их на стойку рядом с открытой бутылкой.
— Эбби, по-моему, в отличной форме, — бодро произнесла Сара.
— Да.
— Бог ты мой, я бы все отдала, чтобы оказаться снова юной.
Вдруг Сара заметила, что Бенджамин нервно переминается с ноги на ногу. Она прекратила разделывать птицу и посмотрела на него. Он был бледен как полотно.
— С тобой все в порядке?
— Нет.
— Что случилось? Ты заболел?
Он глубоко вдохнул, но не произнес ни слова. Наступил момент оглушающей тишины. И тогда она поняла. Она точно знала, что он собирается ей сказать.
— Сара, я…
Она бросила нож на стол, и он с громким стуком ударился о гранитную столешницу.
— Не надо.
— Сара, дорогая, я не могу…
— Не смей этого говорить!
— Но я вынужден принять решение. Я так дальше не могу.
— Заткнись! Немедленно закрой свой рот! О чем ты думаешь? — кричала она.
На мгновение он потерял дар речи. В его глазах застыло умоляющее выражение. Сара смотрела на него, не отрывая
— У тебя роман?
Она слышала себя, но голос был чужой, не ее. Сара почти выплюнула эти слова, как будто они создавали у нее во рту неприятный привкус. Бенджамин продолжал качать головой, все еще не поднимая глаз. Как трус, пытающийся сбежать в кусты. Она обежала стойку, чтобы подобраться к нему ближе.
— Подлец! Какой же ты подлец!
Сара бросилась на него, словно разъяренное животное, стараясь побольнее ударить по голове, груди, плечам. Он закрыл лицо руками, даже не пытаясь уклониться от ее ударов. Он позволял избивать себя, но это взбесило ее еще больше. Бенджамин стоял униженный и несчастный, словно мученик, страдающий во имя какого-то ненавистного Саре божества.
Она внезапно остановилась и закрыла глаза, прижав руки к вискам. Ей хотелось отстраниться от того, что она только что узнала. Сара зашлась в беззвучном плаче, и ее рот скривился в судороге.
— Сара…
Он попытался прикоснуться к ней, но как только она ощутила его руку, то немедленно вырвалась и закричала:
— Нет!
Она посмотрела на мужа и увидела, как слезы струятся по его щекам. Он стоял перед ней такой беспомощный и выдохшийся, что она придвинулась к нему и обняла его. Они оба рыдали. Ее голос был жалким, как у напуганного ребенка.
— Нет, Бенджамин. Прошу тебя. Не говори мне этого.
Он обнял ее, и она прижала голову к его плечу, пытаясь спрятаться от правды, которая, словно цунами, хотела смести ее. Сара искренне верила, что через минуту все будет по-старому. Он снова будет любить ее, ее одну. Она повторяла бесконечно и трогательно:
— Пожалуйста, прошу тебя, это не может происходить с нами. Это дурной сон.
— Сара, любовь моя…
Сара закрыла ему рот ладонью.
— Я не хочу это слышать. Прошу тебя.
Но внезапно мысль о ком-то другом в его объятьях, о другой женщине, вдыхающей этот теплый знакомый запах, который всегда принадлежал ей одной, только ей одной, болью отозвалась в ней. Она отклонилась, как будто почувствовав, что ей нанесли удар в грудь. Выскользнув из его рук, она оттолкнула Бенджамина и спросила:
— Это Ева, да?
Он колебался, а затем, нерешительно качая головой, начал что-то говорить, но она знала, что права.
— Ты с ней спал?
Ее голос был низкий и дрожащий, как лед, готовый треснуть.
— Все не так, это…
— О, ты спал с ней!
— Нет.
— Ты врешь.
— Я клянусь тебе…
— Ты мерзкий, отвратительный лжец!
Бенджамин снова покачал головой и отвернулся, а потом начал отходить от нее. Он сделал это так внезапно, что Сара побежала за ним, схватила его за руку, пытаясь повернуть к себе. Она хотела снова обнять его, притянуть к своей груди. Но теперь что-то изменилось. Он послушно откликнулся на ее зов, но его руки висели, словно плети. В нем как будто отключился какой-то важный механизм.