Переводчица
Шрифт:
Ли и Ди. Мы были неразлучны в студенческие годы, но, как это бывает, сразу по окончанию вуза наши пути разошлись. Хотя, правдивее будет сказать, Лилю просто унесло в сторону ветрами в её не обременённой условностями и тяготами жизни голове.
Обнялись, расцеловались, Лёва вновь притянул к себе, обнимая до характерного хруста в позвонках и говоря с чувством:
— Как же я рад! Ди! Этот день просто на мог быть лучше!
«Вполне себе мог» — отвечаю мысленно, видя, как Тимур направляется к нам.
— Я сейчас, — говорю торопливо, но они оба стоят
— Ну уж нет!
— Ты так просто не отделаешься!
— Да я на минуту… — пытаюсь вырваться, но хватка у Льва железная.
— Это вряд ли, — говорит Тимур за их спинами, — заселяемся и выезжаем.
Лиля оборачивается на голос, тут же разворачивается к нему спиной и открывает рот, округляя глаза.
— Кто этот красавчик?! — восклицает без задней мысли. — Вышла замуж и даже на свадьбу не позвала?!
— Это мой босс, — отвечаю траурным голосом, не глядя на Тимура, — я в командировке.
— Упс, — кривится Лиля, оборачивается и окидывает его взглядом с головы до ног. — Я бы с таким не смогла работать.
— Номер телефона тот же, — быстро говорит Лев, слегка наклонившись к моему уху. Хватает Лилю за руку и оттаскивает в сторону.
— Нестись в объятия к очередному мужику у тебя нога не болит, — говорит Тимур с усмешкой и протягивает мне ключ-карту от номера. Вот зараза! И ведь не поспоришь, я о ней даже не вспомнила. — В холле через пятнадцать минут.
«А блондиночка ничего… — отмечаю мысленно, — и, судя по всему, совершено свободна и готова к приключениям. Надо взять на заметку».
Шахов позвонил, когда началась посадка. Мой юрист, как выяснилось, задержан за драку в аэропорту и до сих пор находится там. А мне вот как раз для полного счастья не хватало именно международного скандала! Теперь нужно заплатить приличный барыш и подписать тонну бумаг, но Шахов пообещал, что поможет договориться с местными. Ловко я стал его должником, ничего не скажешь… ну и, разумеется, пришлось взять переводчицу. Не хватало ещё сидеть там, как дебил, не понимая ни слова. Плюс, Шахов перед ней расстарается, а может и примет в счёт долга.
От собственных мыслей внутри зашевелилось чувство, смутно напоминающее стыд. Очень, очень смутно, но сам факт наличия скорее удивил, чем заставил всерьёз задуматься. Не о том сейчас голова болит…
На этот раз в такси рядом с ней я не сяду даже под дулом пистолета. Всю дорогу пытаться не смотреть на её голые коленки — то ещё удовольствие. Но для начала — еда! Час роли уже не сыграет.
Ресторан я выбрал заблаговременно и через пятнадцать минут мы были на месте. Каждую минуту ожидаю вопросов, но она молчит, как гордый партизан и просто следует за мной, как тень. Моя левая рука. Лучше б ты правой поработала как следует…
— Голодная? — всё-таки спрашиваю, открыв перед ней дверь. Даже у моего внутреннего гандона есть лимит.
— Да, — отвечает просто. Не жеманничает и не выделывается, премного благодарен.
Я делаю заказ на английском, она — на турецком, от чего официант расплывается в такой улыбке, что
— Переведи фразу, — говорю, когда официант отходит. Она отрывается от созерцания белой скатерти без узоров и смотрит выжидающе, а я пытаюсь повторить так, чтобы не выглядеть идиотом: — О кадыны аламаяджаксын.
— А контекст? — спрашивает, пытаясь остаться невозмутимой, но едва сдерживает улыбку. Её потуги очевидны, а глаза сияют особенным озорным блеском. Она оживает, как будто кто-то включил внутри неё не лампочку даже, а новогоднюю гирлянду.
— Не важно, — отвечаю, не в силах оторвать от неё взгляда.
— Без контекста совершенно не ясно, — отвечает, кокетливо ведя одним плечиком и опуская взгляд на скатерть, тут же начав рисовать пальцем узоры.
Я бы мог подумать, что перековеркал на столько, что фраза перестала быть фразой и превратилась в набор звуков, но она намертво засела в голове и в произношении я был абсолютно уверен. И сказана она была без контекста. И, судя по её игривому настроению, он всё-таки послал меня. Что ж, тогда в расчёте.
За весь обед она поднимала взгляд лишь дважды — коротко поблагодарить официанта. Была задумчива и иногда слабо улыбалась, а я внаглую таращил глаза за неимением других более интересных занятий. Вообще, неплохо было бы, скажем, проверить рабочую почту, но эти турецкие каникулы вышвырнули из реальной жизни, как шелудивого пса с богатой парадной. Надо побыстрее улаживать с юристом и вылетать.
Быстро доедаю и подзываю официанта, попросив счёт, а в его ответном взгляде совершенно отчётливо читаю презрение.
— То, что не успели принести, положить с собой? — спрашивает на ломаном английском, от которого вянут уши и я морщусь в ответ.
Переводчица что-то лопочет на местном, он кивает в такт её словам, отвечает и уходит, а я понимаю, что она, в отличии от меня, поесть не успела, и морщусь вторично. Пока размышляю, как реабилитироваться, официант приносит счёт, а она поднимается, берёт свою сумочку и выходит. Лучше бы снова отвесила пощёчину.
Впрочем, примерно это и сделала, но более виртуозно. Выхожу, а она покупает в уличном ларьке какую-то местную дрянь и начинает с аппетитом её уплетать, капая соусом на раскалённый асфальт и набивая в рот столько, что с трудом может прожевать. А я опять стою и пялюсь, как заворожённый.
— Спасибо, что подождали, — говорит без тени иронии, наспех вытирая рот салфеткой.
Отмираю и вызываю такси, чувствуя, как горит левая щека, а недавняя фантазия терпит принципиальные изменения. Сажаю её к себе на колени и кормлю сам.
Через час мы снова в аэропорту. Тошнит уже от этой толкотни, оров и разевающих рты туристов. Набираю Шахова и он тут же выходит из здания, держа в руке телефон, жестом приглашая пройти, как будто аэропорт лично его.
«Прогуляйтесь по моему саду/пляжу/аэропорту» — кривлюсь мысленно и пропускаю вперёд Диану.