Перейти грань
Шрифт:
– Тогда остается некая таинственность. О Господи, хоть бы он победил! – Стрикланд опустился в плетеное кресло-качалку и, качнувшись несколько раз, встал на ноги. – Чертова компания идет ко дну, а он идет вперед и побеждает.
Ее нетерпеливая улыбка заставила его насторожиться. На мгновение он со всей очевидностью почувствовал, что она ускользает от него. С другими женщинами он никогда не придавал этому большого значения. Обычно он отстраненно и со спокойствием философа наблюдал, как они излечиваются от него, но то было раньше.
– Нам надо снимать, – проговорил
– О Боже! – воскликнула она, – меня бросает в дрожь от этого.
– И почему же?
– Ради Бога, чего ты хочешь? Крепкий домашний тыл? Верная жена в ожидании возвращения супруга? Ты что, смеешься? Я не очень разбираюсь в документалистике, но тут наверняка будет что-то не так с достоверностью.
– Хорошая точка зрения, – похвалил Стрикланд. – И, тем не менее, мне нужны еще кадры с этого острова.
Когда дождь прекратился, он вызвал Херси и Джин-Мэри. Они наметили, какими делами должна заняться Энн перед камерой: кое-что купить в бакалее, заглянуть в хозяйственный магазин.
Продавец в хозяйственном магазине, огромный толстяк лет сорока с инфантильным прыщавым лицом, носил клетчатую фланелевую рубаху нараспашку, демонстрируя всем свой огромный живот и майку. Он был не прочь пооткровенничать и поразглагольствовать перед камерой. Когда Энн сделала покупки и вышла, он выразил свое отношение к походу Брауна.
– Меня бы под пистолетом не заставили сесть в их маленькое суденышко.
– А почему? – спросил Стрикланд.
– Ну его к дьяволу, – хмыкнул тот, – это же опасно. А жить так сладко.
Образ толстого, мучнистого продавца, провозглашающего сладость жизни, не выходил у Стрикланда из головы. Со временем эта фраза станет расхожей у кинорежиссеров, и они будут бросать ее друг другу, как в цирке. «Эй, жить так сладко!»
Стрикланд снова и снова прокручивал эпизод, где продавец произносил ее. Херси с Джин-Мэри обменивались непонимающими взглядами у него за спиной. В Нью-Йорке, позже, он несколько раз показывал его Памеле. И каждый раз она то смеялась, то плакала.
Они закончили съемку, и Херси и Джин-Мэри, уложив аппаратуру, отправились погулять. Стрикланд и Энн вернулись в дом. Энн налила себе еще вина.
– Я, наверное, выглядела не совсем трезвой, – предположила она.
– Может быть. Посмотрим.
Этим вечером в постели она говорила об Оуэне.
– Он верит во все эти вещи, в которые люди привыкли верить. Еще задолго до тебя. Задолго до нас.
– В точное бомбометание, – подсказал он, обнимая ее. – Хирургическое искусство. Все эти старые добрые штучки.
«Выпали плохие карты, – думал он. – Роковые карты. Мне никогда не выиграть. Но эта сучка завладела моим мозгом, моей кровью».
– Мужество и доблесть, – сказала она. – Морское благородство.
Ими вдруг овладело жгучее желание. Позднее, надевая ему на шею амулет, она поцеловала его.
– Мой воробышек, – проговорила она заплетающимся языком и вновь заинтересовалась резным изображением на орнаменте. – Он такой маленький. Как можно было вырезать на нем такое изображение, не пользуясь увеличительным стеклом или чем-то
– У них было много таинственного. – Черты пленника – микроскопические, но четко изображенные в талантливой и чуть иронической манере, свойственной искусству майя, выражали явную агонию.
– Я бы назвала его «Страдалец». – Энн взяла амулет в руку.
– Хорошее название, – заметил Стрикланд. – А как ты думаешь, кто он?
– Не знаю. Доносчик? Соглядатай? – Во взгляде у нее не было даже тени милосердия, когда она смотрела на крошечную фигурку. – Лжесвидетель?
– Нет, – возразил он. – Свидетельствующий правду.
54
В шестистах ярдах от южного берега таинственного острова эхолот Брауна неожиданно показал глубину сто двадцать футов. Все утро он осторожно продвигался к берегу, гадая, удастся ли ему найти стоянку, где можно было бы бросить якорь. Через несколько секунд прибор снова перестал регистрировать дно. Браун развернул нос против ветра, опустил грот и бросил якорь примерно в девяноста футах от берега. Якорь зарылся в грунт, и он начал медленно дрейфовать по ветру, воображая, что идет над пластом лавы, извергнутым некогда с острова, лежавшего перед ним.
В пасмурном небе показалось солнце, но не успел он достать секстант, как его вновь закрыли тучи. У южной оконечности острова морскую поверхность будоражила беспокойная рябь, поднимавшаяся как бы наперекор ветру. Разглядывая в то утро берег, он заметил необычный проблеск, показавшийся ему проходом в вулканической стене, и сразу начал продвигаться к берегу.
Браун был доволен стоянкой. Теперь он оценивающе вглядывался в далекий горизонт, хотя смотреть там особенно было не на что. В любой момент ветер мог перемениться и задуть в полную силу. И перед этим не будет ни предупреждающего бриза, ни падения давления.
Он достал из багажа свою надувную лодку «зодиак», накачал ее, прикрепил подвесной мотор и привязал лодку к кормовому трапу. В качестве экипировки для своей пробной вылазки он избрал маску ныряльщика, свайку и древний ручной лот с кожаными метками глубины, который был привезен кем-то из предков Энн с Ньюфаундленда.
Непривычно было, покинув яхту, видеть ее покачивающейся на ненадежной якорной стоянке. Ее скверно сработанный остов и потрепанная оснастка не вызывали в нем никакого сожаления. Он был рад, что покинул ее. Освободился.
Оуэн шел зигзагами, проверяя, нет ли рифов. То и дело его ручной эхолот уходил в воду и каждый раз оставался туго натянутым, не доставая дна. С острова налетали беспорядочные порывы ветра удивительной силы, разворачивавшие нос «зодиака» и обдававшие его ледяными брызгами. Наконец он вполне отчетливо разглядел проход в скале. За следующим поворотом на скалах распластались два морских льва. Они с удивлением смотрели на него. Словно миниатюрные дельфины, мимо прошмыгнули несколько пингвинов. Навстречу к нему летели хищные черные чайки. Отовсюду на него были устремлены глаза. Когда он подошел ближе к берегу, морские львы нехотя скользнули в воду.