Пережить бурю с Бастианом
Шрифт:
— А ты не можешь дать ему что-нибудь более здоровое? — пробормотал я.
— Он всего лишь ребенок, Бастиан. Это арахисовое масло и желе, а не шоколадные батончики.
Я посмотрел на содержание сахара на этикетке банки с желе и съежился. Хлеб, который Рейн использовала для сэндвичей, тоже был мягким и белым.
— Господи, Рейн. Это же чистое дерьмо!
— Следи за языком! — прошипела она.
Я закатил глаза, но знал, что она права. Посмотрел на Алекса, но он был увлечен арахисовым маслом и не обращал на меня никакого внимания.
— Он меня не
— Может быть, не в этот раз, — возразила она.
— Все равно это дерьмовая еда.
— Ну, это то, что мне дают. Не то, чтобы я сама ходила по магазинам. Ты же знаешь, я обычно не покупаю такие вещи, потому что ты всегда закатываешь истерику.
Ладно, с этим я не мог спорить. Хотя мог бы посоветовать придуркам, работавшим у Фрэнкса, купить ей еду получше. Конечно, я понятия не имел, что дети любили есть — разве они не должны быть придирчивыми или что-то в этом роде? Неужели мне придется извергать множество аргументов о том, почему овощи должны быть съедены?
Я был настолько не готов к отцовству, что это даже не смешно.
Пока сидел и думал об этом, я понял, насколько правильным было это утверждение. Я не знал, что делал. Рейн казалась такой естественной с Алексом, а я даже не знал, что он захочет съесть на ужин. Но потратил годы усилий на то, чтобы задвинуть воспоминания о его существовании как можно дальше на задворки своего сознания; я даже не думал о том, что была необходимость в какой-либо информации о детях. Не мог использовать свое прошлое преступника, перескакивающего из одной приемной семьи в другую, в качестве модели.
Понятия не имел, что делать с шестилетним ребенком. Я даже не знал, с чего начать.
— Бл*дь, — пробормотал я себе под нос.
— Бастиан! — зарычала Рейн. — Прекрати это!
Я уже собирался выйти из комнаты, чтобы выпустить целую череду ругательств, когда заговорил Алекс.
— Ты не должен говорить плохие слова, папа.
Это единственное слово растопило меня. Оно растеклось по моей плоти, как теплая вода в ванне, и погрузилось в меня так глубоко, что я мог чувствовать его в самом своем сердце. Мое горло словно сжималось, а в глазах нарастало жгучее давление. Я почувствовал, как пальцы Рейн коснулись моего бедра, и заставил себя сглотнуть.
— Ты прав, Алекс, — наконец сказал я. — Мне не следовало этого говорить.
Алекс и Рейн закончили с сэндвичами, и остаток дня мы провели с Алексом на полу в гостиной и складывали небольшие пластиковые кирпичики так, чтобы они выглядели как маленькие космические корабли. В кабинах стояли фигурки астронавтов, и Алекс летал ими по комнате, вызвав воспоминания из моего собственного гребаного прошлого.
Сжимая в руке пластиковый самолетик, я издаю жужжащие звуки, держу его высоко над головой и бегаю кругами по комнате. Это самый лучший самолет из коробки. Все остальные поцарапаны или ржавые.
Джаред, новенький в приемной семье, заканчивает деревянную головоломку, над
— Теперь моя очередь играть с самолетом!
— Нет, это не так, — отвечаю я и дрожу всем телом, когда прижимаю игрушку к груди. Вчера он играл с ним весь день. Он у меня всего несколько минут, и я не собираюсь отказываться от него сейчас.
Это нечто. Это что-то важное, и если я отдам его, у меня ничего не останется.
— Теперь моя очередь! — настаивает Джаред. Он смотрит на мисс Джанет и кричит ей: — Себастьян не делится!
— Поделись игрушками, — говорит мисс Джанет, не отрываясь от кроссворда в газете. Она нацарапывает какое-то слово, потом поджимает губы и снова стирает его.
— Она сказала, что ты должен делиться, — усмехается Джаред.
Мои руки дрожат, пока я крепко сжимаю самолет в пальцах.
Я не отдам его ему. Не отдам.
Джаред протягивает руку и пытается выхватить у меня самолет, но я отталкиваю его. Он приземляется на ковер и кричит.
— Он толкнул меня!
Мисс Джанет тем же усталым голосом велит мне остановиться.
Джаред встает и подходит ко мне, и я снова толкаю его — на этот раз сильнее. Пластиковое крыло самолета немного врезается в мои пальцы, когда я крепко держу его. Я делаю шаг вперед и пинаю его в бок.
— Это мое! — кричу я. — Ты не можешь с ним играть!
— Себастьян! — кричит мисс Джанет, глядя на меня. — Отдай Джареду самолет!
Это все, что у меня есть. У Джареда есть все, даже родители, которые только и ждут, когда судебная система скажет, что их дом в достаточно хорошем состоянии, чтобы он мог вернуться домой. У него есть они, у него есть дом, у него есть свои игрушки, а у меня ничего нет.
Крича во весь голос, я швыряю самолет о стену. Дрожь превращается в давление в моей голове и груди, когда я смотрю, как он падает маленькими кусочками на пол.
— Вот видишь, что ты наделал! — кричу Джареду, бросаясь на него.
Стряхнув воспоминания, я снова поклялся себе, что у Алекса не будет той жизни, которую мне навязывали в детстве. Я не позволю этому случиться с ним.
Ровно в восемь Рейн заставила Алекса принять ванну. Я смотрел, как он играл в воде с маленькими лодками, а Рейн мыла ему голову. Увидев ее с ним, я почувствовал гордость за нее, но в то же время и крайнюю собственную несостоятельность.
Откуда она знала, как это нужно было делать?