Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль
Шрифт:
Утром 25 ноября состоялось полуторачасовое совещание Хэлла, Стимсона и Нокса. Участники согласились, что нужно передать американские предложения Японии. О том, что еще говорилось на этом совещании, данных нет. В 11 часов утра все трое прибыли в Белый дом, где с участием Маршалла и Старка состоялось новое полуторачасовое совещание у президента. О нем почти нет сведений, за исключением загадочной записи в дневнике Стимсона: "Президент, вместо того чтобы обсуждать "Виктори пэрэйд" (условное обозначение действий США в случае участия в войне в Европе.
– Н. Я.), занялся только вопросом об отношениях с Японией. Он указал, что на нас, по-видимому, будет совершено нападение, быть может, не позднее
– Н. Я.), ибо японцы, как известно, атакуют без предупреждения. Что нам делать? Проблема сводится к тому, как нам сманеврировать, чтобы Япония сделала первый выстрел, и в то же время не допустить большой опасности для нас самих.
Это трудная задача"{255}. На совещании были высказаны предположения, что Япония может двинуться в сторону Южных морей, однако американские владения не подвергнутся нападению. Тем не менее было решено передать Номура и Курусу американские предложения о модус вивенди.
Военные участники совещания, четверо из шести присутствовавших, были глубоко удовлетворены. Они получали время для военной подготовки на Тихом океане. С таким впечатлением оба министра - Стимсон и Нокс и главкомы армии и флота - Маршалл и Старк ушли из Белого дома.
Сразу же после заседания Старк пишет Киммелю: "Я не знаю, что будут делать США. Разрази меня гром, если я знаю. Я бы хотел знать. Я знаю только одно: мы можем совершить любой поступок и к этому нужно быть готовым, а, может быть, мы ничего не будем делать, но все же скорее всего я склоняюсь в сторону "любого" поступка"{256}. Едва ли эта информация помогла Киммелю. На следующий день после совещания с военными президент и государственный секретарь приняли решение, противоположное согласованному с военными руководителями.
Как и почему это случилось? Нет сомнения в том, что в Белом доме должное внимание было уделено сообщениям, поступившим из Берлина 25 ноября 1941 года, - там с большой помпой был продлен на пять лет "антикоминтерновский пакт". На это в Вашингтоне смотрели серьезно{*12}. Тут же поступили разведывательные данные, указывавшие, что Япония, по-видимому, собирается "поскользнуться", оправдав самые мрачные опасения Рузвельта. Было замечено 30-50 судов южнее Формозы (Тайваня), следовавших, по-видимому, к берегам Индокитая.
Вечером 25 ноября Стимсон отправил докладную об этом президенту, а с утра на следующий день позвонил ему и осведомился о судьбе документа. "Президент буквально взорвался, так сказать взлетел в воздух, - записал Стимсон в дневнике.
– Он сказал, что пока не видел докладной, но вся обстановка изменилась. Это свидетельство вероломства японцев. Они ведут переговоры о полнейшем перемирии - полном выводе войск (из Китая.
– Н. Я.) и в то же время направляют эту экспедицию в Индокитай"{257}.
Рузвельт преисполнился решимости проучить японское правительство. Он вызвал Хэлла и потребовал взять твердый тон в переговорах. Проект модус вивенди был отброшен. В большой спешке в государственном департаменте был подготовлен пространный документ - "программа десяти пунктов". Эти "пункты" первоначально предлагались для дальнейшего обсуждения в случае принятия модус вивенди. Теперь, когда от него отказались, им предпослали вступление - о приверженности США к высшим принципам мира и т. д.
Конкретно США предлагали Японии заключить многосторонний пакт о ненападении на Дальнем Востоке; подписать коллективный договор о целостности Индокитая; вывести все войска из Китая; США и Япония будут поддерживать в Китае только чунцинский режим; оба правительства вступят в переговоры о заключении торгового договора. Наконец, ни одно из соглашений, участниками которого являются соответственно США и Япония, не должно толковаться
В пять часов вечера 26 ноября Хэлл вручил подготовленный в пожарном порядке ответ Номура и Курусу. Послы, бегло прочитав документ, не могли поверить глазам. Они осведомились о судьбе модус вивенди. Хэлл заявил, что в руках послов ответ. Государственный секретарь заметил, что "его линчуют, если выяснится, что нефть поставляется в Японию". Номура возразил: "Иногда государственные деятели, придерживающиеся твердых убеждений, не имеют симпатий у общественного мнения. Только мудрецы могут понять будущее и порой нести мученический венец, однако жизнь коротка и каждый должен выполнить свой долг". Курусу присовокупил: американский ответ "равносилен концу переговоров"{258}. Хэлл, по словам Курусу, остался "тверд как скала". На том и расстались.
Действительно, американский ответ, который написали чиновники госдепартамента под руководством Хэлла 26 ноября 1941 года, был программой-максимум, когда-либо выдвигавшейся Соединенными Штатами в отношении Дальнего Востока и Тихого океана. Крупнейший американский историк первой половины XX века Чарлз А. Бирд подчеркнул:
"Никогда в истории американских дипломатических отношений с Востоком, если можно доверять опубликованным материалам, правительство США не предлагало Японии немедленно убраться из Китая под замаскированной угрозой войны и под давлением экономических санкций, которые могли привести к войне. Даже самые отчаянные империалисты, действовавшие под эгидой республиканской партии, никогда не осмеливались официально применять этой доктрины в отношениях с Японией... соблюдать в Китае политические и экономические принципы, когда-то сформулированные в лозунге, на первый взгляд носящем справедливый характер - Открытые Двери, а на деле старую формулу республиканской партии, предусматривающую американское вмешательство в Китае, и также руководствоваться принципами международной морали, изложенными Хэллом... Президент Рузвельт пошел на то, что не осмеливались сделать империалисты-республиканцы: он поддержал решительными экономическими санкциями опасный, хотя и обветшалый жупел Открытых Дверей, а в переговорах с Японией довел дело до выдвижения максимальной программы, которая вела к войне на два фронта. Антиимпериалисты, как демократы, так и республиканцы, могли легко различить в меморандуме его смысл - старый империализм в новых одеждах"{259}.
Хотя личные нападки Бирда на Рузвельта придают особый колорит его суждениям, суть дела изложена в контексте как традиций внешней политики США, так и традиционных американских интерпретаций.
Старик Бирд, профессиональный историк, правильно указал на суть американских требований, но совершенно упустил подоплеку, которую имели в виду составители "программы десяти пунктов". Они угрожающе указывали Японии, что влечет для нее агрессия в южном направлении, но отнюдь не закрывали дверь для продолжения переговоров, если Токио бросит затеи, внезапно вызвавшие к жизни беспримерный документ. Сам Хэлл сразу после войны писал: "Документ, врученный японцам 26 ноября, был не больше чем подтверждением давних основополагающих принципов нашей страны". И еще сообщил: "В нем решительно не было ничего, что бы не приняла с радостью миролюбивая нация, проводящая миролюбивую политику"{260}.