Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль
Шрифт:
Американская и английская разведки тем временем доложили о том, что конвои с японскими войсками, эскортируемые военными кораблями, движутся на юг. Одновременно усилилась концентрация японских войск в Индокитае. Вашингтон был несколько озадачен. Хэлл осведомился у Номура и Курусу, что это значит. Ответ, который они дали по поручению Токио, был явно лживым. Об этой беседе А. Берли записал в дневнике: Хэлл "хорошенько облаял (японских послов) и пробрал их за то, что Япония делает, особенно в свете заявления Тодзио". Вернувшись из государственного департамента, Курусу по телефону (используя условный код) заклинал Токио: "Помогите нам! Премьеру и министру иностранных дел следует изменить тон своих речей! Понимаете? Будьте более сдержанны!"{290}.
Острый обмен мнениями по
Полковник отправился по канцеляриям руководства, домогаясь подписи предупреждения Дж. Маршаллом. Он предполагал направить его по отдаленным гарнизонам, включая Пёрл-Харбор. Садтлера практически высмеяли. В тот самый день, когда он обивал пороги приемных высоких чинов - 5 декабря, Дж-2 ориентировал правительство и государственный департамент: Япония "имеет перед собой множество стратегических целей, однако по ряду причин она не может с надеждой на успех сосредоточить для достижения их достаточное количество сил. Исключение в этом отношении составляет возможность серьезного ослабления русских сил в Восточной Сибири". И далее эти цели перечислялись следующим образом: "А. Напасть на Сибирь. В. Напасть на провинцию Юньнань, перерезать Бирманскую дорогу, чтобы быстро покончить с войной в Китае. С. Оккупировать Таиланд. О. Через Таиланд напасть 1) на Бирму и Бирманскую дорогу; 2) на Малайю. Е. Напасть на Филиппины и Гонконг, готовясь к наступлению на Сингапур или Голландскую Индию..."{292}.
Имея на руках данные о подозрительных и широких передвижениях японских войск и приведенную оценку ближайших целей Токио, Белый дом больше не медлит. Старая идея - личное обращение президента к императору претворяется в жизнь. Решено на самом высшем уровне предостеречь Японию. То, что в служебных документах разведки излагалось сухим, скучнейшим языком, приличествующим творчеству канцеляристов, под пером политических лидеров приобрело волнующий характер. Одновременно содержание было решительным образом извращено. Президент ни словом не обмолвился о том, что фигурировало на первом месте среди возможных объектов японской агрессии "напасть на Сибирь", а говорил только о губительных последствиях японского продвижения на юг.
В личном послании императору Рузвельт сокрушался: "События, совершающиеся на Тихом океане, грозят лишить наши народы и все человечество благ длительного мира между нашими странами". Он указал дальше, что в результате концентрации японских войск в Индокитае "совершенно понятно, что народы Филиппин, сотен островов Голландской Индии, Малайи и Таиланда задаются вопросом - не собираются ли японские войска нанести удар" по ним. Рузвельт давал заверения от имени США, брался получить гарантии от властей Голландской Индии, Малайи и правительства Таиланда и даже Китая о том, что никто из них не нападет на Индокитай. В заключение президент настаивал на том, что ни один из перечисленных им азиатских народов не может "бесконечно сидеть на бочке с динамитом", и просил императора предпринять действия, чтобы "рассеять тучи войны"{293}.
Текст послания передан открытым текстом Дж. Грю в Токио в 9 часов вечера 6 декабря. Послание, задержанное доставкой в Токио, передали послу уже после начала войны.
Эхо в Вашингтоне
В течение дня 6 декабря с 12 до 21 часа американские криптоаналитики были заняты дешифровкой перехваченного пространного документа - ответа японского правительства на ультиматум Хэлла от 26 ноября.
Президент углубился в чтение документа, а затем передал его Гопкинсу. Последний также прочитал. Рузвельт проронил: "Это война". Гопкинс согласился. В присутствии Шульца Рузвельт обсудил с Гопкинсом известную дислокацию японских сил. Гопкинс сказал, что дело явно идет к войне. Очень плохо, что Соединенные Штаты не могут упредить противника, первыми нанести удар и лишить японцев преимуществ внезапности. Президент кивнул и заметил: "Нет, мы не можем этого сделать. Мы демократический и миролюбивый народ". И, вероятно, вспомнив, что говорит в присутствии Шульца, возвысил голос и добавил: "Но у нас хорошая репутация". Единственное, что сделал президент вечером 6 декабря в связи с этими событиями, попытался связаться с Г. Старком по телефону. Рузвельту ответили, что адмирал находится в Национальном театре на спектакле "Принц-студент". Рузвельт не захотел вызывать его из театра, так как это, несомненно, было бы замечено публикой и вызвало ненужные толки{294}.
По возвращении из театра Старку доложили, что звонил Рузвельт. Когда после войны адмирала спрашивали, о чем он говорил с президентом поздно вечером 6 декабря, он заявил, что вообще не помнит, был ли какой-нибудь разговор. Что касается Дж. Маршалла, то секретарь штаба армии полковник Б. Смит, выставивший накануне полковника О. Садтлера, не счел нужным 6 декабря передавать документ Маршаллу, который начисто забыл, что он делал вечером этого дня. Ноксу были посланы тринадцать частей японского ответа. О его реакции, равно как Хэлла и Стимсона, которые не могли не быть извещены, ничего не известно.
Около 7 часов в воскресенье 7 декабря в японское посольство поступила шифровка, оказавшаяся заключительной частью меморандума, переданного накануне. Она была, как обычно, перехвачена, дешифрована и приготовлена к рассылке - последняя, четырнадцатая часть японского меморандума. Она гласила: "Очевидно, намерение американского правительства состоит в том, чтобы тайно сговориться с Великобританией и другими странами и помешать усилиям Японии установить мир путем создания нового порядка в Восточной Азии, а также в том, чтобы сохранить англо-американские права и интересы, вытекающие из состояния войны между Японией и Китаем. Такое намерение явно обнаружилось в ходе настоящих переговоров. Таким образом, искренняя надежда японского правительства урегулировать японо-американские отношения и сохранить и укрепить мир в зоне Тихого океана путем сотрудничества с американским правительством была окончательно потеряна. Японское правительство сожалеет, но не может не уведомить американское правительство, что ввиду указанной позиции американского правительства достижение соглашения путем дальнейших переговоров японское правительство считает невозможным".
Номура и Курусу предписывалось вручить ответ Хэллу в 13.00 по вашингтонскому времени (7.30 утра по гавайскому времени){295}. Намерения Японии были совершенно очевидны, а указание часа передачи меморандума имело особенно зловещий смысл.
В 9 часов утра документ был доставлен в кабинет Старка. Прочитав его, адмирал воскликнул: "Боже мой! Это означает войну. Я должен немедленно предупредить Киммеля". Однако Старк не сделал этого, а попытался найти Маршалла. Генерал совершал обычную утреннюю верховую прогулку в окрестностях Вашингтона. Вице-адмирал Уилкинсон все же посоветовал позвонить по прямому телефону с кодирующим устройством Киммелю.