Перл ископаемый

Лукин Евгений Юрьевич

Надо полагать, Соловеевна вопреки своим преклонным годам была старушка зоркая — всё подобрала, ни одного белого зёрнышка в сыпучем склоне Глебу высмотреть так и не удалось.

Он уже собирался разочарованный вернуться к конечной остановке автобуса, когда чуть было не наступил на крохотный перл, откатившийся на пару метров от песчаного отвала и лишь таким образом не угодивший в бабкино гостеприимное лукошко.

Поднял, осмотрел, сунул в карман. Подобно большинству своих ровесников Глеб Портнягин и мысли не допускал, будто в прошлом люди были умнее, чем

теперь. Нет, правда! Если умнее, то что ж они тогда компьютеров не изобретали, смартфонов? Вопрос этот он задавал Ефрему довольно часто и каждый раз слышал в ответ примерно следующее:

— Потому и не изобретали, что умнее были. Зачем бы им сдались эти твои железячки, если на всё про всё своего ума хватало?

— Ты про колдунов или…

— Да почитай, про всех. В старину каждый хоть немножко, а колдовал… Мозгов, говорю, было больше, язык — сложнее… Что ни скажи, заклинание получится!

— И мыслеформы крепче выходили?

— Ну! Я ж о чём талдычу-то? У тебя вон, небось, ни одна не закуклится, покрутилась минуту — и лопнула. А тут столетиями лежат — и целенькие…

Не то чтобы Глеб не верил мудрому своему учителю, но и согласиться с ним не мог — хотя бы из чистого упрямства.

* * *

Как и предполагалось, развязал Ефрем. Судя по всему, до пятой по счёту стопки он ещё не добрался: задирист, занозист, говорлив, лохмы бровей задорно вздёрнуты, бородёнка торчком. Перелом в настроении и мировосприятии нагрянет лишь после стопки номер шесть.

— А-а, надсмотрщик явился? — разухабисто приветствовал ученичка старый ёрник. — Борец за трезвость?..

— Чисто дитё малое! — упрекнул его тот в сердцах. — На минуту оставить нельзя!

— Ни хренас-се минута!.. — подивился Ефрем. — Полдня невесть где шлындрал… А-а… Понимаю, понима-аю… — продолжал измываться он. — Порчу с клиента сымал. Или такой трудный порог попался, что и не заклясть никак? А я уж решил, сбежал ты…

— Ага, жди! — огрызнулся Глеб. — Слушай, Ефрем… Пока в астрал не ушёл… Скажи, а вот перлы, они как ценятся? Чем крупнее, тем дороже?

Колдун прыснул (должно быть, умилила его наивность воспитанника). Затем вновь насупился.

— Наоборот! — сурово приговорил он. — Ну сам суди… Чем дольше лежит, тем больше съёживается. Опять же смотря по тому, что там за мысль внутри… Бывает, столько в неё сил человек вложит, что за каких-нибудь сто лет в крупинку сожмётся…

— Сначала в крупинку, а потом? В чёрную дыру?

— Бывает, что и в чёрную… А что ж ты думаешь? Как наша с тобой Вселенная возникла? Так и возникла. В начале было что? В начале было слово! То бишь мыслеформа съёжившаяся…

— Чья?

— Да кто ж её теперь разберёт! Сплюснулась в сингулярность эту, не к ночи будь помянута, а потом ка-ак долбанёт!..

Портнягин достал из кармана крохотный перл и показал наставнику.

— Лет на тысячу потянет?

Такое впечатление, что при виде мучнистой чепуховинки Ефрем Нехорошев мгновенно протрезвел.

— Где взял?

Врать не имело смысла.

— У отвала в Колдобышах.

— Ну-ка

дай сюда…

Глеб послушно отдал находку учителю. Тот положил катышек на ладонь и надолго над ним задумался.

— Тысячи две?.. — предположил Портнягин.

— Чего?

— Лет.

— Да меньше… — каким-то странным глуховатым голосом отозвался Ефрем.

— А сколько?

— Тебе как? С точностью до года? — угрюмо съязвил Ефрем. Свободной рукой наполнил стопку, но пить, что удивительно, не стал. — Значит, так… — медленно проговорил он. — А лет ему, этому перлу… ну, скажем так… триста семьдесят, триста восемьдесят… Слушай! — прервал он сам себя. — А подари-ка ты мне его!

От неожиданности Глеб поперхнулся.

— Д-да… п-пожалуйста… А с чего это вдруг?

Старый колдун Ефрем Нехорошев, прикусив недобрую ухмылку, покатал крохотульку в пальцах, потом поднёс к уху.

— А с того это вдруг, Глебушка, что это учителя моего перл. Так-то вот!

Сообразительность была одним из главных качеств Глеба Портнягина, однако на сей раз она ему, похоже, изменила. Отшибло смекалку напрочь. Триста восемьдесят лет? Сколько ж он тогда прожил, учитель его учителя? И сколько тогда, получается, лет самому Ефрему?

— Погоди-ка! — вымолвил он наконец. — А те перлы, что в лукошке были у Соловеевны… Тоже учителя твоего работа?

— Эк, сказанул! — презрительно скривился кудесник. — В лукошке, ежели хочешь знать, шушера была, а не перлы… крупные, рыхлые… А этот, глянь! — И он снова залюбовался белоснежной крупинкой. — Нет, Глебушка, такое в те времена только один человек мог намыслить… — положил подарок на стол, прищурил глаз, выцедил стопку и предвкушающе примолвил, как бы про себя:

— Пущай посмеётся…

— Кто? — не понял Глеб.

— Кто-кто… — осклабился кудесник. — Учитель мой… Подарю ему… при случае…

Больше от него не удалось добиться ни слова. Ушёл старичок в астрал.

* * *

Вечерело. Комнатёнка наполнилась сумраком, но электричества никто и не думал включать. Потом в окошко заглянула ущербная луна, тронула бледным своим полусветом множество причудливых вещей, скудную обстановку и три неподвижные фигуры: две людские и одну кошачью.

Оцепенелость Ефрема Нехорошева объяснялась тем, что астральное его тело в данный момент куролесило в тонких мирах и возвращаться в бренную оболочку не спешило. Кот Калиостро дрых. Портнягин мыслил.

В добавочном освещении подколдовок не нуждался, поскольку духовное зрение он освоил ещё на третьем месяце ученичества. Сахарно сверкал посреди ободранной столешницы микроскопический перл, подаренный им Ефрему.

А тот, вспомним, собирался передарить его своему учителю. Тогда одно из двух: либо учитель жив до сих пор (что невозможно), либо помер (что вероятнее), и старый колдун намерен повстречать его сейчас в тонких мирах… Да, но почему же он тогда подарка-то с собой не прихватил? Или прихватил? Портнягин задействовал третий глаз и убедился в том, что астральная сущность крупинки на месте, никуда не исчезала.