Пермский Губернский. Паритет
Шрифт:
— Не правда. — Рейсбих потянулся, а затем нажал на левое ухо: — Во! Теперь, лучше. А по поводу баллов — чёрт его знает. Может быть, там было триста. Может, пятьсот. Но есть у меня подозрение, что «Гипервиват» вернётся в Пермь.
Фамильяр заржал, а я опять не понял отсылку.
— Мне стоит переходить на другой тип обучения? — уточнил я.
— Нет. Но тебе придётся научится сдерживать свою Силу. Шаляпин тебе с этим поможет. Я поговорю с ним.
— Ох… А, может, лучше вы? Шаляпин мне не понравился.
—
— Согласен. Но если найдётся другой хороший специалист, я бы предпочёл отправиться к нему.
— Увы, но Шаляпин своего рода — уник… ТВОЮ Ж ДИВИЗИЮ!!! — Рейсбих схватился за голову, когда мы вышли из Центра. Все стёкла на его оранжевой «Копейке» были покрыты ровной паутиной трещин: — Ну, всё… Я опять без зимней рыболовной палатки. Тьфу, ты!
* * *
Антон Павлович, конечно, сопротивлялся изо всех сил.
Вот, серьёзно! Отпирался так, будто мы ему взятку предлагаем. Но после долгих уговоров сердце русского воина всё же поддалось логике. Кот прыгнул на капот его блестящей «Копейки», свернулся буханкой и по фактам расписал, что это не взятка, и даже не «жалкая подачка от мажика». А вполне себе ответная услуга за то, что я узнал правду о своей силе.
Рейсбих почесал затылок, а затем всё же согласился. Мы сразу отправились в ближайший магазин «Жигулей».
Благо, что их было в достатке по всему городу. За триста рублей удалось поставить на «Копейку» самые лучшие стёкла, которые только можно было найти для «АвтоВАЗа».
Так же, заменили все зеркала. А на сдачу в «Копейке» пропылесосили весь салон, так что стеклянных заноз в заднице теперь можно было не бояться.
— Чего он так долго сопротивлялся? — спросил я, когда мы уже ухали в сторону «Скисор Систерс», чтобы заказать ещё один комплект студенческой формы.
— Солдатская гордость! Подачек не принимают. В долг — не берут. Таковы их военные принципы. У них должно быть всё чин по чину. А, вообще… не хочется хаять «Жигули», но им стоило бы на старые модели устанавливать нормальные стёкла. Заметь — у одной «Копейки» всё потрескалось.
— Так там, кроме нас, никого и не было. У учёных транспорт в подземке стоит. До них волна не дошла. А у нас стёкла бронированные. Забыл?
— Тем не менее! Хлопок-то был… Ну? — Семён театрально закатил глаза: — Но я испугался! Сразу понял, что ты к этому причастен. Кстати, неужели ты активировал опасный конструкт? Или, что там, вообще, случилось?
— Меня нарекли последним носителей, некой Высшей крови.
— ЧЕГО?! —
— Так сказал Павел Степанович. Мол, Император охотится за вот этой вот Высшей кровью.
— Все охотятся. Если это правда — нам хана. Вернее, тебе хана! Тобой будет интересоваться далеко не только Ксюшин отец, а вообще всё высшее дворянское общество.
— Зачем?
— Очень дорогой биоматериал. Детишки потом получатся — первый сорт! Могущественные маги с кучей дополнительных способностей. А-а-а-а… Точно! — Семён покачал головой, а затем провёл ладонью по лицу: — Вот я идиот.
— В плане женщин?
— Нет. В плане тебя. Ты сам подумай! Вышел из комы, когда молния попала. Быстро принимаешь решения. Атакуешь невероятными техниками… Ещё и умеешь чувствовать ложь. Скорость реакции стала, как у зверя! Скорее всего, и к физическим атакам твоё тело становиться менее восприимчиво. Это же явно признаки Высшей крови! Деда Гавр рассказывал о том, что каждый человек может являться потенциальным носителем. Но для активации Высшей крови необходим катализатор. И молния — была тем самым катализатором!
— Хм-м… Интересное предположение.
В голове уже нарисовалась полноценная картинка. На самом деле всё было, куда проще.
Этот мир создал один из Ультиматов. Отсюда одни и те же легенды, письменность, языки и прочие сходства. А поскольку это был Ультимат-созидатель, то он, конечно же, использовал ритоцелий — особую жидкость, из которой в итоге получается кровь для создания местных гуминитов. Они постепенно развивались, а и ритоцелий угасал. Это — совершенно естественный процесс.
Только вот, он ведёт к забвению. Я прекрасно это понимал, потому на своём мире сделал первое потомство… Кхм… естественным путём. Я хотел, чтобы моя кровь не угасала в отличии от моих братьев-созидателей! Хотел, чтобы мои потомки помнили меня и гордились, что все они — дети великого Глэйтрона Завоевателя. Не жалкие марионетки в системе. И ни в коем случае не инструменты своего создателя. А просто живые люди, чьими вполне естественными задачами были жить и наслаждаться жизнью. Познавать глубину мира. Познавать себя. Познавать всё вокруг.
А судьба всех условных пробирочных детей моего собрата-созидателя была печальна. Каких-то двести тысяч лет и всё — ритоцелий практически испарился. Как и воспоминания о том, кто всё это создал. Обидно? Как мне кажется — да. Сразу вспомнился монолог Лемана о причинах, почему он так хотел спасти свой народ. Сейчас я даже проникся его идеей и сам захотел выписать себе звездюлей!
Но то было дело давно минувшего прошлого. Сейчас нужно думать далеко не только о спасении «живых камней». Забот и без того хватало за глаза.