Перо и волына
Шрифт:
– Прямо сейчас, потом дохаваешь.
Отбойщик, с трудом проглотив застрявший в горле кусок мяса, пытался возразить:
– Может, рано сейчас? И на хрена нам Мельник?
– Не твое собачье дело, – резко оборвал его Порожняк. – Будешь шелестеть, скоренько по ушам схлопочешь.
Зюзя встал из-за стола, утираясь грязным полотенцем, развел руки в стороны, словно признавая свою вину.
– Нет проблем, шеф, мое дело маленькое.
Он вышел из кухни и через пару минут вернулся.
– Лады, шеф. Мельник через полчаса будет.
– Притянешь
Мельник, как всегда, немногословный и неразговорчивый, неожиданно возразил:
– Может, лучше «пээмку»? У нас еще парочка имеется. А туляк только один, номерной, который в прошлом месяце притаранили.
Порожняк с необъяснимой злобой выматерился, после чего, чуть успокоившись, сказал:
– Месяц прошел, а ты еще номера не спилил. Чем вы тут, бля, занимаетесь? «Дуньку Кулакову» гоняете?
– Сделаю, – помрачнев, ответил Мельник.
– Еще накидыш и две картошки.
Зюзя с Мельником переглянулись. Если шеф требует выкидной нож и две гранаты, значит, дело предстоит нешуточное.
На самом деле все объяснялось проще. Ножом Порожняк владел лучше, чем пистолетом. Надежность же китайского «ТТ» вызывала большие сомнения у каждого, кто когда-нибудь имел дело с оружием.
Что касается двух гранат, замысел запрудненского авторитета пока был скрыт под покровом тайны для его приближенных. Отправив Мельника выполнять задание, Порожняк зашел в ванную комнату и долго смотрел на себя в зеркало.
Да, внешность подгуляла. На почерневшем небритом лице виднелись ссадины, необычно блестевшие глаза ввалились, на обветренных губах кое-где виднелись следы запекшейся крови.
– Непорядок…
Пока шеф приводил себя в норму под струями горячей воды в душе, Зюзя усиленно налегал на мясо. К тому времени, когда Порожняк, обернувшись полотенцем, вышел из ванной комнаты, сковорода с подгоревшими отбивными опустела.
Зюзя сидел на кухне, привалившись спиной к стене, с удовлетворенным видом пускал в потолок кольца табачного дыма. Увидев Порожняка, он едва не подскочил от изумления.
Перед ним стоял совершенно другой человек – помолодевший, опрятный и энергичный. На чисто выбритом лице осталось лишь несколько царапин.
Бинт, прикрывавший голову, исчез, чистые, хотя и несколько жидковатые волосы были аккуратно уложены, темные круги под глазами почти рассосались.
Почти идеальную внешность портил лишь потемневший синяк на лбу и кусок пластыря, которым Порожняк заклеил разбитую бровь.
– Ну, шеф, ты прямо фокусник, в натуре, – восхитился Зюзя.
Потянув носом воздух, он почувствовал еще и запах одеколона.
– Свататься собрался, что ли?
– Метлу подбери, а то сейчас вывалится, – неприветливо откликнулся Порожняк.
– Не, в натуре, шеф, я ж с уважением.
– Ладно, – чуть подобрел Порожняк. – Завари-ка мне чифирек, а потом покумекаем.
Четверть часа спустя Порожняк, переодевшись, сидел, откинувшись на спинку дивана, в большой комнате.
Зюзя, вынужденный по долгу службы обойтись обыкновенной чихтаровкой, сидел на полу у стены, с завистью глядя на шефа.
– Любил я на зоне это дело. Сейчас, конечно, больше на водяру налегаю.
Сделав маленький глоток густого темного напитка, Порожняк закрыл глаза и откинул голову вверх.
– Значит, так, Зюзя, – через несколько мгновений сказал он, – сегодня вечером, как стемнеет, возьмешь картошку, пойдешь на балуч, там возле входа есть лабаз, продуктами торгует, он к тому времени будет закрыт. Кинешь туда «лимонку».
– Это вроде черных лабаз?
– Вcе верно, – твердо сказал Порожняк. – Ты думаешь, кто меня на тот свет вчера отправить собирался? Это они, обезьяны черножопые. Только локшанулись они, ни хрена у них не вышло.
– Ты думаешь, азеры гранату кинули?
– А кто еще? Долбану деревянный пиджак тоже они соорудили. Я этой войны не хочу. Но они, скоты, должны ответить.
– Может, лучше пацанов собрать? А то все уже икру мечут.
– Соберем чуть погодя. А пока сигнал азерам подадим.
– Какой сигнал?
– Что мы их просекли и что этим падлам спокойной житухи не будет.
– Так ведь, шеф, неохота на себя мокруху ни за что вешать. Одно дело отбойщик – на тебя наезжают, ты отбиваешься. Или какому-нибудь борзому по батареям настучать, чтоб не выекивался.
Порожняк посмотрел на него с плохо скрываемым презрением.
– Не знал я за тобой такого. Ты, оказывается, Зюзя, конь бздиловатый. О простой вещи тебя попросить нельзя.
– А че, шеф, – принялся оправдываться Зюзя, – очко же не железное. На хрена мне вот так, за здорово живешь, вышак на себя вешать.
– Как это – за здорово живешь? Они твоего кореша, Долбана, пришили.
– Да не был он моим корешем никогда, и вообще никто у него в корешах не ходил, – взвился Зюзя. – А если на то пошло, так я предлагал тебе забрать его из жмурни. А ты сказал, мол, пусть все своим путем идет. А я не конь бздиловатый. Если надо, пойду и кину картошку, хоть в дверь, хоть в окно. Только не нравится мне все это. Не по-человечески как-то.
– А что ж по-человечески? – с едва заметной усмешкой спросил Порожняк.
– Пацаны наши сейчас по хатам квасят. Скоро кипишевать будут. Ежели б ты на кресте сейчас валялся в отрубоне, пацаны бы сами собрались и сделали все как следует. А раз ты в норме, ты должен сам братву собрать и решить, че дальше делать. Тут всем миром надо.
Пока Зюзя произносил свой яростный монолог, Порожняк с абсолютным спокойствием попивал чифирь.
– Кончил? – спросил он, когда Зюзя замолк. – Теперь шевели локаторами. Пока я живой, никто – ни ты, ни Самсон, ни Мельник, никто другой не будут решать, что делать. Это моя работа. Надо будет собрать пацанов, соберу и дам задание. Про этот твой косяк забуду, потому как я человек добрый. Но если повторится, собственной рукой тебе башку сверну. Так что замолкни и понтов мне не крути.