Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)
Шрифт:
Вскоре отдельные выстрелы слились в один непрерывный, чудовищный стон. Корман видел оскаленные морды стиксов, их прижатые к голове уши – стикс может регулировать свой собственный слух. Чему Корман мог только позавидовать. Он зажал уши ладонями и скорчился на земле.
Наступившая тишина обрушилась на него, как удар грома. Корман встал. Вокруг сотнями валялись «пустышки», от них несло кислой гарью. Всадники спешивались. Стиксы ложились отдыхать. Один из них брезгливо отбросил лапой «пустышку». Корман огляделся. Где же миз Вандерхузе? Что с ней?!
Она стояла неподалеку, опустив
– Миз Вандерхузе…
Против обыкновения, она отозвалась сразу.
– Вот видите…
– Остались еще заряды?
– Нет. Но это – не беда. Мне так кажется.
Щеки ее порозовели, из голоса ушли ноты печали и безнадежности. Подняла голову. Повторила:
– Вот видите, Корман…
Ночь висела над равниной, глухая и беззвездная. Ни посвиста ветра, ни вскрика ночной птицы. С черных небес грозил и никак не мог сорваться дождь. А сквозь мрак и тишину грозно текла огненная река. Это суорские повстанцы ехали на стиксах с зажженными факелами в руках.
Корман и миз Вандерхузе ехали бок о бок в середине колонны. Оба молчали. Корман угрюмо, Вандерхузе равнодушно. Она совершенно успокоилась, и, не считая налета усталости, в ее облике ничто не напоминало о недавних переживаниях. Собственно, о чем ей жалеть? Вышла невредимой из очередной смертельной передряги. Походя сделав Кормана предателем, нарушителем воинской присяги, сообщником мятежников. Или он сам так запутался?
– Мне по вас пролить пару крокодиловых слезинок? – она обернулась к Корману.
– Пролейте. Мне легче не станет, но с вас не убудет.
– Как-нибудь потом. На вашей могилке.
Если она шутила, то странно и без улыбки. Беззащитный ребенок? Как он мог так о ней подумать?
Мерцающий свет факелов освещал ее лицо, обрамленное темными, почти черными, коротко остриженными волосами. Лицо, удивительно молодое, без признаков увядания, что должны проявляться у женщины к сорока годам. Полупрозрачные пластины ее бронежилета отсвечивали, как рыбья чешуя. Очень странная русалка.
– Без хвоста, – уточнила она.
Корман мрачно ответил:
– Не притворяйтесь, что читаете мысли. Я уставился на ваш броник, а он похож на… Моей скудной фантазии хватает лишь на банальное сравнение – вы угадали. Дешевый трюк… Он умолк, но… отповеди не последовало. Миз Вандерхузе терпеливо ждала, когда он перестанет играть в молчанку.
«Сташи». Дух ночи, что приходит к людям в облике молодой женщины. Ее почти не отличить от человека, но некоторые признаки должны заставить насторожиться. Персонаж старинных сказок. Безжалостная сила, скрытая до поры, а ныне вырвавшаяся на свободу.
– Миз Ван… Простите…
– Прощаю, но скажите: за что?
– Я обращаюсь к вам по имени, которым вы давно не пользуетесь. Наверное, это вам неприятно. Вы злитесь.
– Нет. Мне все равно.
–
– До конца дня вы могли обращаться ко мне «Нойс Винер».
Корман в замешательстве кусал губы. Что это значит? «До конца дня…»
– Теперь меня зовут Хайд.
В ее зрачках плясали огоньки – отражения горящих факелов.
Позвала:
– Скажите вашему стиксу подвинуться ближе! Давайте-давайте, учитесь… Ко мне, Корман!
– Я – не комнатная собачка, команды выполнять… – отрезал он.
– Вы у меня по команде лаять будете.
Среднего роста, на удивление ладная, она держалась на стиксе свободно и легко, и в этом крылись насмешка и презрение. Обращенные не только к Корману, а ко всему миру.
– Прошу прощения. Но голодные псы бывают злыми. Пора решить вопрос об ужине и ночлеге для тысячи человек.
– Вот и решайте. Впереди богатая станица, где дом старосты крыт настоящим железом. Пусть встают, режут свиней. Если не хотят быть зарезанными сами. Отправляйтесь вперед вдвоем с Ао.
Тот, повинуясь ее знаку, подъехал ближе.
– Будешь слушать Кормана, Ао и делать все, что он говорит.
Ао хмуро кивнул…
Взбудораженная и потрясенная нашествием незваных гостей, станица успокоилась далеко за полночь. В половине домов жителям пришлось потесниться или вовсе уйти к соседям. С вооруженными молодыми людьми шутки плохи. Лишь присутствие сурового, взрослого мужчины с решительными повадками и хорошо поставленным командирским голосом, внушало надежду на благополучный исход. Накормим их, пусть переночуют и убираются. Освободители, мать их…
К счастью для селян, оккупировавшие станицу молодые бойцы очень устали. Поесть, утолить жажду хоть квасом, хоть глотком простой воды и завалиться спать – это все, чего они хотели. Им сейчас было не до грабежей и охоты на женщин. Неприятности начнутся завтра…
А пока они дружно дрыхли, не выставив даже маломальского охранения. Если… не считать стиксов. Большие, сильные звери ночевали тут же, во дворах; кое-кто разлегся у порога или в просторных сенях. Но стиксы никогда не спят все одновременно – инстинкт тысячелетней давности, со времен их войны с краунами. А еще – у стиксов необычайно острые обоняние и слух. Хрена с два пройдешь мимо незамеченным. Вообще-то, стиксы не нападают на людей – тоже очень давний обычай. Но не следует всякими глупостями провоцировать разумных животных на его нарушение.
Большинство селян решили: ладно, спим и не рыпаемся. Утро вечера мудренее. Но немало было и таких, кто бодрствовал. Что за мысли роились в их головах?
А бойцы спали. Им снились мир, молодые жены и счастливая жизнь. Самое опасное для армии время – ночь после победы…
…В доме деревенского старосты, превращенного Корманом в штаб его (его ли?!) «армии», еще спали. Натянув штаны и ботинки, тихо, чтобы никого не разбудить, Корман вышел на крыльцо. Светало. Он любил такие минуты. День не начат и есть место надежде на поворот к лучшему в твоей судьбе. Он закончится, и станет понятно, что еще один вычтен из твоей жизни, пустой и напрасно прожитый.