Персеиды. Ночная повесть
Шрифт:
– Нет, – в отчаянии завопила я, – правда мне надо в метро, но я не могу выбраться из толпы!
Мальчик, все равно не очень-то и веря, потащил меня за руку. В толпе с моего пальто посыпались пуговицы, прическа была испорчена, но зато я была на свободе.
– Вот так и моя мама, – сказал мальчик, прощаясь, – как приедет, так со всеми готова заговорить. Почему-то она думает, что все такие же приветливые, как она, и все готовы остановиться и немедленно побеседовать о том, как сажать кусты крыжовника, чтобы ягода была крупная и прозрачная.
Так вот о наших соседях.
Не знаю, откуда
– Т-та! Мать ие…
А мальчика спрашиваем шестилетнего:
– Как папу зовут?
– Ни наю.
– А маму?
Он отвечает:
– Мама.
– А бабушку?
Мальчик расплывается в улыбке:
– Таисия Даниловна. А дедушку – Иван Прокофьевич.
Он, кстати, у бабушки с дедушкой живет, чуть дальше, на улице, параллельной нашей. Хорошие у него бабушка и дедушка. Они – родители этого самого Сирожи. И очень страдают, что у них такой сынок и такая ужасная невестка. Мальчик – их свет в окошке.
Просыпаются эти двое – Сирожа и его супруга – в пять утра. А поскольку вся наша небольшая улица Сосновый Бор стоит над водой, то звуки слышны хорошо, особенно из открытых окон. Мы-то все приучены не шуметь, знаем, где у кого дети спят. А новые наши соседи не церемонятся.
– Бубубу… – это его хриплый голос.
– Вявявяяааа! – ее истеричный.
– Бубубубу… мать… бубубу, – опять он, довольно благодушно.
– Вявявявяаааа!!! – злобно она.
Вдруг звон стекла, грохот, вскрик, стук падающих предметов… Тишина.
– О! – его голос. – Догавкалась?
И сначала тихий, а потом все возрастающий смех из всех открытых окон нашей небольшой улицы Сосновый Бор, где, к слову, нет ни одной сосны. Надо бы посадить.
Мальчику их мы тут недавно подарили бумеранг. Это охотничье орудие аборигенов маори зачем-то прислали моим детям из Австралии – красивый, яркий, разрисованный фигурками людей, животных и птиц, большой и, как принято, кривой бумеранг. Но нам он не нужен, мы против охоты. Отдали мальчику. Причем этот бумеранг настоящий, не сувенирный. А Сирожа, пьющий бездельник, отобрал у сына бумеранг. Поиграть. А что еще мужику делать – времени свободного навалом. Выпил утром и, как говорит Жванецкий, весь день свободен. А тут какое-никакое, а занятие – бумеранг швырять.
Две недели Сирожа убеждался в том, что бумеранг как заводной – действительно возвращается и при этом лупит его почем зря куда попало. Возвращается и возвращается, куда ни кинь, как ни кинь: и по низу кидал, и по верху кидал. И главное что – даже удирал от бумеранга, как чисто спецназ в джунглях, все равно тот его догонял и бил точно в макушку. Сирожа уже и петлял, и за угол прятался, но как только высовывался посмотреть, а где это он, бумеранг его будто караулил – а вот и я! – и методично вставлял в табло.
– Отличная вещь! – хвастает на улице весь в синяках и ссадинах Сирожа. Даже
– О-йоооо!!!
Мы вообще-то болеем за бумеранг…
А воон там, чуть дальше, светятся огоньки завода. Очень активно работает завод, потому что спрос большой. Завод тот самый, ликеро-водочный. И домик там стоит неприметный. Домик Миши Мухи.
Когда Миша Муха улетал, ну то есть должен был улетать самолетом в прекрасное далеко, он выставил на продажу свой дом. Ну такой неказистый вроде домик, один этаж, двора нет, садика нет, лавочки нет. А цена – ого!
– Муха, ты сдурел, Муха, совсем? Что за цена за этот сарай, – его люди спрашивали.
– Не покупай, – лениво огрызался Муха.
– Так я и не покупаю, – обижались и уходили.
А один, Бардияш, пришел. Глупый, а думал, что хитрый и пронырливый. И что аферист большой.
И Миша Муха ему сказал:
– Ты купи, Бардияш, ты не пожалеешь. Буду улетать, – таинственным шепотом добавил Муха, – что-то покажу. Ты купи-купи, Бардияш, не будь дураком, слушай. Увидишь, я тебе говорю.
И Бардияш купил не думая. Потому что был дураком.
Ну я ж его знаю, Бардияша. Он был моим одноклассником. И, оценивая даже не уровень его образования, а его странные глупые поступки, наш учитель математики Владимир Иванович говорил:
– Между тобой, Бардияш Василий, и здравым смыслом – сто тысяч километров пути по бездорожью. Вы никогда не встретитесь.
А тут как раз мама Бардияша, которая была на заработках в Италии, потребовала вложить заработанное. Сказала купить дом. Но посоветоваться. Ну Бардияш и посоветовался. С Мишей Мухой, продавцом.
И в последний день, когда такси уже стояло у дома в ожидании, Миша повел Бардияша в подвал.
В темном сыром помещении из стены торчала тонкая трубочка. Под трубочкой на старой табуретке стояла трехлитровая стеклянная банка. В банку ме-е-е-едленно капало.
– Три капли, – торжественно прошептал Муха. – Три капли в минуту. И не больше. Заклинаю тебя, Бардияш! А то будет плохо. Совсем плохо! Ты видишь, трубочка заклеена, оставлена ма-лень-ка-я дырочка. Должно капнуть только три капли. В минуту. И все. И получается трехлитровая банка в день. Этого для жизни достаточно. Заклинаю тебя, Бардияш, заклинаю! Если начинает капать четыре!!! – Муха даже побледнел от ужаса, закрыл глаза и прижал ладони к щекам. – Немедленно – заклинаю! – заклеивай трубочку и считай. Только три! Только три в минуту! Заклинаю!
Бардияш понюхал. Из банки отчетливо пахло спиртом.
– Посмотри на меня внимательно, Бардияш, – настаивал Миша Муха, – посмотри! Ты понял?
Бардияш посмотрел. Глаза его уже где-то мечтательно гуляли. Но он кивнул, что понял.
– Вопросы есть? – напоследок спросил Муха. – Тебя интересует – что, откуда?
Бардияш отрицательно покачал головой. Глаза его разгулялись вовсю.
Эх, Бардияш, Бардияш! Где он был, где был твой здравый смысл?.. Нет, прав был Владимир Иванович, ох прав!..