Персидские юмористические и сатирические рассказы
Шрифт:
…Естественно, дело кончается дракой. В результате либо ему приходится покинуть общество, либо меня с позором выталкивают вон. Ну, хозяин, конечно, с этого дня не только не желает знаться со мной, но и других предостерегает: «Да оградит вас Аллах от общения с этим безумным субъектом — Шахани!» (Кстати сказать, он не так уж и неправ!)
Или представьте себе другой случай. Сижу я в обществе — писатели, поэты — словом, интеллектуальная элита. Речь заходит о поэзии, и гости просят кого-нибудь из служителей музы не отказать в любезности усладить слух присутствующих декламацией какого-нибудь поэтического
Поэты же, как правило, либо традиционалисты, либо новаторы. Если поэт — традиционалист, то под восторженные восклицания и вопли слушателей он плачет и стенает в какой-нибудь газели [100] о безжалостном сопернике, о боли разлуки с любимой, о её неверности и коварстве и т. д.
Прослушав стихи, я обращаюсь к традиционалисту:
— Простите за нескромный вопрос, господин, сколько вам
лет?
— Шестьдесят восемь.
— Вы женаты?
100
Газель— лирическое стихотворение
— Да.
— Дети у вас есть?
— Да, семеро! Есть и внуки.
— А какого возраста ваша возлюбленная?
— Ей около двадцати,— печально говорит он.
— Что же она с вами сделала?
— Она изменила мне с другим!
— Почему?
— Этого я и сам не могу понять! — грустно отвечает старец.— Днем и ночью я томлюсь и пылаю к ней страстью.
— Как же тебе не совестно, старая развалина! — срываюсь я.— Тебе под семьдесят, ты одной ногой стоишь в могиле, а пристал к молоденькой девушке, да ещё не можешь понять, почему она изменила тебе! Кому ты, старая галоша, нужен? Ведь урод уродом! Щедростью и благородством тоже не отличаешься! Распустил нюни и хнычешь, что возлюбленная бросила тебя. Правильно сделала, молодец! Это тебе прекрасный урок — не распутничай. Имея жену, семерых детей и шестерых внуков, нечего волочиться за девчонками.
В результате — снова скандал. Опять или он уходит, или меня выпроваживают. А хозяин дома рассказывает всем, что у Шахани нет художественного вкуса, что ни поэзии, ни литературы вообще он не понимает.
Если же поэт — новатор, то в своих стихах, в которых нет ни начала, ни конца, ни рифмы, ни размера, он скорбит над голодающими Биафры и плачет по несчастным детям Экваториальной Африки. Продекламировав стихи, новатор, естественно, ожидает от меня похвалы за свои гуманистические идеи и прогрессивные мысли. Вместо этого я хватаю его за шиворот и спрашиваю:
— Скажи, дружище, как ты провёл вчерашний вечер?
— Был в кабаре с приятелями.
— А что ты делал в позавчерашнюю ночь?
— Кутил в компании друзей.
— А третьего дня?
— Шатался по Лалезару.
Снова я не выдерживаю и выхожу из себя:
— Эх ты бессовестный! Ради голодающих Биафры и несчастных детей Экваториальной Африки ты бы хоть один вечер посидел дома, а не глушил в кабаре водку и не развратничал! Присмотрелся бы, сколько детей в твоём собственном квартале голодает. Небось считаешь, что на дураков напал? Какое тебе дело до того, что творится в Биафре? Плевать тебе и на то, что происходит в Родезии!
…И опять ссора! И опять либо он, обозлённый, уходит, либо меня просят покинуть дом. И так каждый раз.
Если в обществе трахомные, слезящиеся глаза кого-то из присутствующих называют синими нарциссами, язык мой перестаёт меня слушаться, и я кричу: «Да перевернётся в гробу отец того нахала, который эти подслеповатые глаза называет синими нарциссами!» Если чью-то лысину называют курчавой головкой, я подношу зеркало к лицу её владельца и спрашиваю: «Ты называешь курчавым этот бильярдный шар? Можно ли это вообще назвать головой?»
…На днях один мой приятель увещевал меня:
— Так дальше жить нельзя! К чему обижать людей? Все будут осуждать и порицать тебя. Никто не захочет не только дружить с тобой, но и просто поддерживать знакомство. В конце концов ведь ты же сам из этого общества! Приглядись к себе повнимательнее и измени своё поведение. Ты должен соглашаться с тем, что говорят другие. Зачем тебе противоречить всем, обижать и отпугивать от себя людей?
— Ничего с собой не могу .поделать,— сетовал я.— Язык мой — враг мой, он не подчиняется мне. Посоветуй мне что-нибудь!
— Я принесу тебе книжку, которая называется «Правила нахождения друзей». Прочитай её и придерживайся её рекомендаций. Ты увидишь, что станешь таким же, как все. Всюду будешь самым желанным, самым милым гостем. Никто не будет ссориться с тобой и выгонять из своего дома.
Я согласился. На следующий день он принёс мне обещанную книгу. Прочтя её, я понял, что в ней и вправду содержится много полезных советов, применяя которые можно не только не нажить себе врагов, но и приобрести множество друзей. Например,
там сказано:
«В гостях старайтесь внимательно слушать собеседника, даже если в это время вас занимает более интересный предмет. Не скупитесь на похвалу и восторги в его адрес: восхищайтесь цветом его одежды и формой галстука. Если кто-либо из гостей начнёт хвалить моральные и душевные качества брата, отца или самого присутствующего, то вы должны поддакивать ему и соглашаться. Если у вашего партнёра большой и уродливый нос, говорите, что вы в восторге от его тонкого, аристократического профиля…» итд. и т. п.
Случилось, что через несколько дней после изучения этих правил я попал в гости и меня познакомили с одним из присутствующих. Фамилия его мне показалась знакомой — кажется, я знал его брата.
— Извините, пожалуйста, дорогой друг, нет ли у вас брата по имени Акбар-хан? — вежливо осведомился я.
— Как же, есть!
Вспомнив советы приятеля и правила, почерпнутые из его книги, я с поспешностью продолжил:
— Какой же у вас очаровательный брат! Мы уже много лет в дружбе с Акбар-агой. Поверьте, Асгар-ага, ваш брат не человек, а настоящий ангел! Это исключительно честный, порядочный, благородный юноша. Если на неделе я не повидаюсь с ним хотя бы три-четыре раза, места себе не нахожу! (Вообще-то, признаюсь, я за всю свою жизнь видел его раза два!) Какой он искренний, гостеприимный, щедрый человек! Одним словом, настоящий друг!