Персидские юмористические и сатирические рассказы
Шрифт:
С тех пор я работаю в газете и сегодня откомандирован сюда в качестве корреспондента. Можете представить себе моё изумление, когда я услышал, что эта несусветная чушь попала в книгу господина Социолога и что именно за неё он и получил международную премию.
Клянусь, все, что я сказал,— правда. Могу хоть сейчас принести сюда тот номер нашей газеты и…
Под высокими сводами зала раздался пронзительный вопль господина Социолога:
— Ложь, господа! Вранье! Этот шантажист хочет опозорить меня! Хочет очернить мои труды! Вон его, вон! Если бы слова этого хулигана были правдой, члены конкурсной комиссии разгадали бы беспочвенность моих изысканий! Этому исследованию я посвятил всю свою жизнь. Я занимаю важное общественное
Порядок в зале снова был нарушен. Те, кто заступался за господина Социолога, сцепились с теми, кто, пытаясь выяснить правду, защищал молодого человека. В конце концов того все же вывели из зала.
На следующий день все без исключения газеты сообщили о происшедшем следующим образом:
«Вчера вечерам в „Клубе мудрецов” состоялось торжественное заседание, посвящённое крупному, всемирно известному деятелю отечественной науки господину Социологу — автору чрезвычайно ценной книги „Отношения между девушкой и юношей”. Почитатели литературного и общественного таланта исследователя надели ему на шею несколько цветочных гирлянд. Затем уважаемый председатель клуба торжественно вручил учёному памятную медаль министерства просвещения.
Добавим, что какой-то молодой человек, явно страдающий комплексом неполноценности и проникший в зал обманным путём, под видом корреспондента одной из солидных газет, пытался нарушить ход заседания, но был вовремя схвачен представителями органов охраны порядка и передан властям».
Богоугодное дело
Стоял солнечный осенний день, и, выйдя по делам из дому, я решил пройтись пешком. Не спеша миновав два квартала, я увидел похоронную процессию: несколько человек несли на руках гроб, направляясь к кладбищу. Покойника не сопровождали ни женщины в чёрных одеяниях, ни мужчины в шляпах на голове и с траурной повязкой на рукаве. Не было ни цветов, ни машин с чёрными лентами, ни духового оркестра — одним словом, похороны были небогатые. впереди гроба шёл молодой кари [143] , одетый в абу с перекинутой через плечо зелёной шалью, и читал молитвы. По временам он прерывал чтение и громко восклицал: «Нет бога, кроме Аллаха!..» Пять-шесть человек, шедшие позади, подхватывали его восклицание. Четверо мужчин, которые, тяжело дыша, несли гроб, молчали. Двое из них были босы.
143
Кари— чтец Корана.
Согласно обычаю я прошёл за гробом семь шагов, моля всевышнего простить усопшему его грехи, и совсем уже было собрался отправиться по своим делам, как вдруг какая-то таинственная сила остановила меня. Казалось, кто-то шепчет мне на ухо: «Возьмись за гроб… Помоги нести… Соверши богоугодное дело… Ну что же ты! Берись!»
Как ни пытался я заставить себя отстать от похоронной процессии, ноги помимо моей воли несли меня все дальше и дальше за гробом. Несколько раз я ускорял шаг и приближался к гробу, намереваясь подставить под него своё плечо, но, как только видел измученные лица несущих и слышал их тяжёлое дыхание, отступал, понимая, что моих сил на это не хватит. Однако внутренний голос шептал мне снова и снова: «Ну что же ты!.. Подойди… Помоги… Соверши благое дело…»
— Кем вам приходится покойный? — спросил я у одного из мужчин, шедших за гробом.
— Никем,— отвечал он.— У бедняги нет ни жены, ни детей, ни единого родственника. Мы провожаем гроб из милосердия.
Устыдившись, я снова ускорил шаги, нагнал тех, кто нёс гроб, и сменил одного из них. Поскольку он был выше меня ростом, равновесие нарушилось, и вся тяжесть ноши легла на мои плечи.
Уже через несколько шагов мне стало ясно, как опрометчиво я поступил. Я задыхался, плечо ныло. Мне бы, несчастному, прежде спросить у правоверных, шедших за гробом, кого же они хоронят— мужчину, женщину, ребёнка… Сколько лет покойному? Сколько он весит?
Пот лил с меня градом. И ко всему, пройдя метров двести, я понял, что те несколько человек, что провожали гроб, не обращают на мои муки ни малейшего внимания, будто я за деньги подрядился нести их покойника до кладбища. Они были заняты разговором: толковали о снижении цен на землю, о повышении квартплаты и о фальшивом чеке какого-то Асада-аги. Гроб то и дело соскальзывал у меня с плеча, и я едва успевал подхватить его. Несколько раз у меня мелькнула мысль бросить все и убежать, но я говорил себе, что жестоко заставлять мусульманина, и без того обиженного судьбою, не имеющего ни родных, ни близких, представать перед всевышним с переломанными руками и ногами. Да ещё кто знает, вдруг полиция прицепится ко мне, обвинит в убийстве! Наконец у самого кладбища один из мужчин, шедших сзади, сменил меня. Я отдышался, растёр плечо и хотел было уйти, но меня остановили, сказав, что раз я дошёл до кладбища, то должен остаться до конца, иначе, мол, глаза покойного будут всю жизнь преследовать меня.
«Боже мой, как же мне быть? У меня дела, работа. Как бы уйти незаметно? Как сделать, чтобы взгляд мертвеца не преследовал меня?» И снова тот же проклятый внутренний голос начал нашёптывать мне: «Не уходи!.. Это богоугодное дело!.. Ни в коем случае!.. Глаза покойного смотрят на тебя!.. Ты мусульманин, тебе воздастся за добро!.. Кто знает, может быть, на том свете вот такие маленькие добрые дела зачтутся тебе во искупление грехов!..» Он нашёптывал до тех пор, пока я не сдался.
Подошли к могиле. Совершили положенные обряды и уже собирались опустить тело в могилу, как вдруг выяснилось, что разрешения на похороны нет. А без разрешения смотритель кладбища хоронить не соглашался.
— Ага! — обратился ко мне один из сопровождающих.— Я не знаю вашего имени, но мне кажется, если вы возьмётесь за дело, то скорее достигнете цели, чем мы. Ваша внешность говорит о том, что вы государственный служащий. Вас скорее послушаются.
Я хотел было сказать, что мне некогда, да и вообще я никогда не занимался подобными делами, но опять моё благочестивое «я» зашептало: «Сделай это во имя Аллаха!.. Не раздумывай!.. Поезжай в похоронное бюро!..»
— Ладно, поеду,— согласился я. — Только скажите, как звали покойного?
— Ага Сеид Монир эд-дин Эсхакабади Афиятталаб Мохам-мадипур Фард-заде.
— Неужели возможно, чтобы человек с таким именем был одинок и не имел родственников?..
И все же я отправился в бюро.
— Кто будет хоронить покойного? На чьё имя выписывать разрешение? — спросил заведующий похоронным бюро, узнав, что у покойного нет родственников.
— Право, не знаю! Кого хотите, того и пишите!
— Так нельзя. В конце концов у покойного должны быть наследники, должен быть человек, который его хоронит. Ты сам кем ему приходишься?
— Тем же, кем и вы! — отвечал я.
Заведующий похоронным бюро рассердился и разорвал уже заполненный бланк.
— Пусть ваш покойник лежит на земле, пока не сгниёт! — раздражённо воскликнул он.
Я начал его успокаивать.
— Не сердитесь, ага. Ведь этот покойник мне не отец. Выходит, я согрешил, пройдя за гробом семь шагов, как положено благочестивому мусульманину.
— Не морочь мне голову! Если хочешь, могу выписать разрешение на твоё имя,— сказал он.