Персик

Адлер Элизабет

Она едва решалась уходить на занятия в эти дни, боясь пропустить его звонок, и оставляла многочисленные записки с указаниями, где ее можно найти, а также просила всех, если позвонит мужчина, попросить оставить номер, по которому она смогла бы перезвонить. Но Гарри не звонил.

Это из-за Августы, решила Пич, ища предлог для его оправдания, или он очень занят в Гарварде, а возможно, в муках творчества пишет новую замечательную книгу. У гениев отсутствует ощущение времени. Однако, все тщательно обдумав, лежа в кровати, Пич поняла, что не так все просто, как она себе представляла. Если она хотела встретиться с Гарри, ей

необходимо что-то предпринять.

Она позвонила ему на следующее утро, к телефону подошла Августа.

— Здравствуйте, — заговорила Пич нервно. — Я звоню из Литературного общества Радклиффа. Могу я поговорить с мистером Лаунсетоном, пожалуйста?

— Я слушаю, — произнес Гарри.

По телефону его голос был более глубоким.

— Это Пич де Курмон, — сказала она.

— Правда? — Он оказался довольным. — Это действительно вы? Я думал, это Литературное общество Радклиффа.

Он не назвал ее по имени, и Пич нервно закусила губу.

— Общество интересуется, смогли бы вы выступить для нас в ближайшее время? Рассказать о вашей книге «Очертания прошлого».

— Вы читали ее? — удивленно спросил он.

— Да. — Накручивая телефонный шнур на палец, Пич добавила: — Но, признаюсь, я ничего в ней не поняла. Вот почему мне нужны вы, чтобы все объяснить.

Гарри рассмеялся.

— Тогда, если я вам нужен, мне придется подумать, что можно сделать. Послушайте, в моем расписании есть промежуток восьмого числа — вечером, в следующий четверг. Как, подходит вашему обществу?

— Прекрасно, — воскликнула Пич. Она не ожидала, что это будет так скоро. — Это будет прекрасно.

— Хорошо. Около семи тридцати. Оставьте мне записку и дайте знать где. До встречи.

В трубке, которую она все еще держала в руке, послышались короткие гудки, и Пич с удивлением посмотрела на нее. Он даже не упомянул прием, на котором они познакомились, и не объяснил, почему не звонил. Но она увидит его — вечером в следующий четверг.

Гарри сидел на диване в окружении очаровательных девушек, держа в руках очень маленькую рюмку с очень скверным хересом. Он рассказывал около часа о своей жизни, карьере и своей последней книге, и они восхищенно его слушали, а после этого даже задали несколько интеллигентных вопросов. Все это было очень приятно, а молоденькая Пич — просто неотразима в узких черных брюках и черном свитере с высоким воротом. Она заплела волосы в косички, не была накрашена, и очень отличалась от той уверенной красавицы в открытом красном платье. Очаровательна. Совершенно очаровательна. Гарри сделал глоток ужасного хереса и поморщился.

Пич слышала, что Гарри не водил машину, так как правостороннее движение сбивало его с толку, и однажды он чуть не попал в аварию.

— Мне будет очень приятно отвезти вас домой, мистер Лаунсетон, — сказала она, — когда вы будете готовы.

— Вы очень любезны, — ответил он, посмотрев на часы. Усевшись в ее маленький спортивный синий «курмон», Гарри неожиданно связал имена.

— Неужели вы из тех де Курмонов?

— Боюсь, что да, — ответила Пич. Гарри присвистнул.

— Мой отец рассказывал, как он однажды видел старого Жиля де Курмона — Месье — в «Отель де Пари» в Монте-Карло. Он пережил тяжелую автомобильную катастрофу, потом удар и все еще был сильнее десятерых. Как он построил свою империю — на господстве страха?

— Может быть, — сказала Пич, — но

я слышала, что он всегда был добр к своим слугам. Они оставались с ним многие годы.

Гарри засмеялся.

— Вы должны признать, что он был скандальной личностью: все эти судебные дела и восхитительные женщины.

Пич включила зажигание и теперь могла видеть его лицо в свете приборной доски. Его рука лежала на спинке ее сиденья, немного касаясь ее плеч, и он смотрел на нее.

— Судебное дело касалось моей матери, — сказала она резко, а восхитительной женщиной в его жизни была моя бабушка.

— Прошу прощения, — сказал Гарри, сжимая ее плечо. — Я не заставляю вас открывать семейные секреты Во мне сидит писатель. Я сую нос в чужие жизни.

— Я не могу открыть секреты, — ответила Пич, — потому — что сама не знаю всей правды. Но всю жизнь слышу сплетни, перешептывания, обрывки разговоров о том, что всем было известно — что между ними была огромная любовь. Месье умер до моего рождения, а бабушка никогда со мной об этом не разговаривает. Я спросила ее однажды, но она ответила только, что если бы считала, что мне необходимо это знать, тогда рассказала бы все.

Гарри прислонился к спинке своего сиденья и преувеличенно тяжело вздохнул.

— Значит, я никогда не узнаю, — сказал он.

— А я не знаю, где вы живете, — проговорила Пич. — Предполагается, что я везу вас домой, если вы только не захотите пригласить меня на пиццу. Я умираю с голоду. — Она встретилась глазами с Гарри. — Я могу рассказать еще какие-нибудь истории о скандальном де Курмоне, — пообещала она.

— Вперед! — согласился он, рассмеявшись.

Пич подъехала к «Панси Пицца» в Бак-Бей. Она знала, что в этом месте редко можно было встретить ее сокурсниц. Равно как и знакомых Гарри. Ресторанчик был темным и типично итальянским, столы накрыты скатертями в красно-белую клетку, и на них стояли в бутылках из-под кьянти зажженные свечи, с которых капал воск. В кабинке, где сиденья с высокими спинками были обиты красным бархатом, она чувствовала себя отрезанной от всего мира — только она и Гарри. Он заказал пиццу для нее и бутылку бордо, которое они пили из толстых зеленых стаканов. Пич едва дотронулась до пиццы.

— Я думал, вы действительно умираете от голода, — разочарованно сказал он и наклонился вперед, чтобы дотронуться до ее толстой косы.

— У вас волосы цвета каштанов в осеннем Лаунсетоне, — объяснил свой жест Гарри.

Он продолжал смотреть на нее, потягивая вино.

— Вы — красавица, Пич де Курмон, и я должен предупредить вас, что я очень чувствителен к красоте.

— Я знаю, — сказала она. — Вы пишете об этом в ваших книгах. О красивых женщинах, о любви.

Они смотрели друг на друга в мерцании свечи. Он думал о том, что ее глаза были самыми ясными, которые ему когда-либо приходилось видеть.

— Вы не должны верить всему, что читаете в книгах, — заметил Гарри, — писатели никогда не пишут сами о себе.

В ответ она только улыбнулась.

— Пора идти, — сказал он, делая знак официанту.

— Огромное спасибо, — сказала Пич, — за пиццу и вино.

Она была прекрасна, думал он, когда они ехали назад, и, кроме того, очень соблазнительна. Ее улыбка, когда он прощался с ней, была грустной, и Гарри чуть не поддался искушению ее поцеловать. Но удержался. Пич де Курмон была очень опасной молодой женщиной.