Персональные демоны
Шрифт:
— В чем дело?
— Просто избегай Пандемония. Король Люцифер встречается с советом, и там кровавая бойня. — Глаза Мархосиаса злобно сияют, белые клыки мерцают в зловещей усмешке. — К слову, на плахе твой босс. Что-то важное назревает на верхушке, а Бехерит не выполняет свою работу. — Его усмешка сменяется хитрым взглядом. — Ты об этом ничего не знал?..
— Нет, — лгу я, потому что именно так и поступают демоны. И в это же мгновение я чувствую отчаяние, потому что вот оно — мое существование. Это все, что есть в моем мире. Наш единственный источник радости (если демоны вообще способны на такое чувство) —
— Есть смертный, которого хочет Король, а команда Бехерита… — Он бросает на меня косой взгляд. — Не справляется с работой.
— Что в этом смертном такого важного?
— О, это исключительно одаренный человек.
Действительно ли Фрэнни «исключительно одаренная»? Наверняка, это не о ней.
— Одаренный чем?
Его жуткая злобная улыбка заставляет меня надеяться, что мы говорим о ком-то другом, не о Фрэнни.
— Влиянием, — шипит он.
Сила одного этого слова похожа на удар, выбивающий из меня весь дух.
Это не может быть Фрэнни. Она обладает Видением.
Даже не хочу думать, что случится со смертным, способным влиять на мысли и эмоции существ в Подземном мире. Таких было всего двое, и тот, что принадлежал Аду, закончил не слишком весело.
Пораженный, я поворачиваюсь, чтобы продолжить свой путь, но Мархосиас хватает меня за руку, его когти впиваются в мою человеческую плоть.
— Ну, увидимся позже. — Его красные глаза вспыхивают огнем, а злая улыбка демонстрирует белые клыки.
— Не сомневаюсь. Попытайся не наслаждаться этим так сильно, — говорю я, уходя.
Наконец, моя голова начинает светлеть: я дохожу до места, нарисованного на стене моей квартиры. Я иду по берегу Огненного Озера, пока не достигаю южной части, где Озеро доходит до стен Ада, а река Стикс течет с юга. Здесь слышны отдаленные крики проклятых и радостный смех — Адская смесь, эхом отражающаяся от высоких стен. Это мой собор.
Сидя на изъеденном лавой берегу Огненного Озера, я позволяю музыке Ада приветствовать меня дома в последний раз. Поверх Озера я смотрю на темный силуэт Пандемония, расположенного на острове Адского Пламени. Я восхищаюсь красными и оранжевыми бликами, отражающимися от темных серных скал, указывающих своими вершинами на Небеса. Все это сопровождается цветным шоу… мерцающим светом алого, синего, голубого и белого извергающегося пламени… Этакий Адский фейерверк. И прежде чем все это поглотит меня, я сижу и наслаждаюсь серными запахами дыма своим человеческим обонянием. Легко забыть, как красив твой дом, особенно для нас, демонов.
Но затем я вспоминаю душу Фрэнни… и у меня перехватывает дыхание.
Истинная красота. Непохожая ни на одну душу, которую я когда-либо видел в Аду. Будет ли она выглядеть так же, когда Белиас поработает над ней?
Отбрасывая эту мысль вместе с болью в сердце, я закрываю глаза и ложусь на острые камни.
Но все равно я вижу… чувствую ее вкус, запах так ярко, как будто Фрэнни находится прямо здесь. Она… ее душа — то, ради чего я отказался от всего, что имел, от себя самого. Если бы я не знал точно, что это невозможно, мог бы поклясться, что чувствую на щеках струйки, мгновенно превращающееся в пар. В чем я действительно уверен, так это в том, что мое серное
Я сморю в лобовое стекло, пока Гейб, погруженный в свои мысли, везет меня домой. Я склоняюсь головой к окну, когда мы проезжаем дом Тейлор, и прямо из ниоткуда в моем мозгу появляется вспышка.
Только не снова.
Я издаю стон и закрываю глаза, изнывая от боли. Я вижу папу Тейлор, вытянувшегося на кровати… бездыханного. Мне совсем плохо. Меня мутит.
— Останови машину! — ору я, распахивая глаза и видя, что он уже затормозил. Я открываю дверь, и меня выворачивает на тротуар. Когда я поворачиваюсь к Гейбу, он не выглядит испуганным или заинтересованным. Он совершенно спокоен. Я выскакиваю из машины и бегу к дому Тейлор. Одновременно стучу кулаками и жму на звонок, пока дверь не открывается.
Тейлор смотрит на меня с угрюмым видом.
— Фи… Что случилось?
— Где вой папа? — задыхаюсь я.
— Спит… А что? В чем дело?
— Ты должна проверить его. Прямо сейчас!
— Не самая лучшая идея. Серьезно, Фи. В чем дело?
Я отталкиваю Тейлор и поднимаюсь по лестнице в спальню ее родителей. Она ловит меня на середине лестницы и тянет за рубашку назад, но я вырываюсь и продолжаю путь, увлекая ее за собой.
— Ты не можешь зайти туда, Фи! Прекрати вести себя как сумасшедшая!
Я тащу ее дальше по лестнице и заталкиваю в открытую дверь спальни, заходя следом.
Вот и он. Именно такой, каким я видела его минуту назад, кроме того, что его грудь поднимается и опускается. Он просто спит.
— О Боже… — Я оборачиваюсь к Тейлор, которая тянет меня за дверь. — Извини. Я подумала… — Но тут я оглядываюсь и замечаю пустую баночку из-под таблеток на ковре. Я вновь тяну Тейлор за собой и делаю шаг назад. На тумбочке еще три пузырька. Все пустые.
— Тейлор, — говорю я, вырываясь, — звони в девять-один-один. — Я бегу к кровати. — Мистер Стивенс, проснитесь! — Я трясу его. — Вы меня слышите? — Ничего.
Тейлор просто стоит. Я отталкиваю ее, пробираясь к телефону на тумбочке, и набираю девять-один-один. Пока я объясняю диспетчеру, что произошло, в комнату входит Гейб и обнимает Тейлор. Она ничего не замечает, как будто приросла к полу, и смотрит на своего отца широко распахнутыми глазами.
Скорая прибывает пять минут спустя, пока они загружают ее папу в машину, Тейлор поворачивается ко мне, она ничего не говорит, но в ее глазах немой вопрос. Вопрос, на который я ответить не могу. Я просто пожимаю плечами. Тейлор поднимается в машину вслед за ее отцом, и когда они под вой сирен скрываются из вида, я выпускаю нескончаемый поток слез.
Гейб притягивает меня к себе и ведет к машине.
— Ты сделала очень хорошую вещь, Фрэнни. — Он не спрашивает, откуда я знала. Он ничего не спрашивает. Просто обнимает меня.
— Это моя вина, — шепчу я сквозь рыдания.
Он приподнимает мой подбородок и смотрит мне в глаза.
Его губы прокладывают путь от моего лба к виску, затем оставляют след на щеке и, наконец, касаются губ.
— Ты должна перестать винить себя за все плохое, что происходит, — говорит он низким голосом.