Перст Кассандры
Шрифт:
Ну, и вид у него… Пальто изорвано в клочья, сам он вымазан в грязи и машинном масле. Рассеянно нащупал в одном из карманов аптечную упаковку. Отделил и сжевал шесть таблеток.
Одно не вызывало у него сомнения: теперь можно спокойно направляться домой. Определенные круги уже списали его. Мысль об этом позволила Фредрику совершенно расслабиться.
Он медленно снова встал и осмотрел побежденную цистерну. На другом боку ее увидел дощечку с надписями и условными обозначениями, предупреждающими об опасности. «Нитробензойная кислота».
Он не знал, что такое «нитробензойная
Майяский бог Кецалькоатль спас Фредрика Дрюма от смерти в кислотной цистерне. Все правильно.
Скарпхедин Ульсен оторвал на минуту взгляд от конторки и посмотрел на единственное изображение, украшающее стены его кабинета. Глаза Скарпхедина блестели от влаги. Затем он медленно кивнул.
Никаких признаков опасности. Никаких подозрительных теней в саду. Фредрик открыл глаза, когда такси остановилось перед его домом. Водитель отсчитал сдачу с сотенной бумажки, которую пришлось вручить ему прежде, чем Фредрику вообще было дозволено сесть в машину.
Войдя в дом, он швырнул на пол остатки пальто и сел на диван. Бросил зажженную спичку в камин, где лежали сухие дрова и растопка. Задернул все занавески.
В камине запылало пламя.
Когда температура воздуха в гостиной поднялась выше двадцати пяти градусов, он стал медленно раздеваться, пока не остался совсем голым. В зеркале ему предстало далеко не красивое зрелище.
Бессмысленно было бы подсчитывать все болячки, порезы, опухоли. Он отметил, что половина левого бедра посинела и в центре пораженного места запеклось пятно крови величиной с пятак.
Чума. Именно так начиналась чума.
Кожа лица и рук потрескалась и воспалилась. Волосы торчали во все стороны. В груди горело, ему было трудно дышать.
Полчаса простоял он под душем, омываемый его струями. Потом отнес на стол в гостиной все кремы, мази, пластыри и бинты, какие только имелись в доме.
Долго, очень долго он, как мог, занимался лечением своего обезображенного тела. На душе было пусто. Пережитое за последние сутки прочистило изнутри череп, точно пескоструйной машиной. Ничего не оставив. Кислотные испарения довершили дело.
Он не помнил рецепт ни одного соуса.
Не помнил назначения ни одного марочного бордо.
Чума. Снаружи и изнутри.
Самое странное — он не чувствовал усталости. При нормальных обстоятельствах он должен был рухнуть в постель и мгновенно отключиться. А что нормально? Существует ли вообще такое слово — «нормально»? Мысль о том, чтобы лечь, вызывала у него только легкую тошноту.
Он подложил дрова в камин и придвинул кресло вплотную к огню. Часы показывали половину третьего, и он слышал, как дождь барабанит в окно.
Дождь. Пламя.
Он сковырнул кусочек отставшей кожи на правой руке. Намазал
Ему не хотелось пить. И он не чихал.
Коснувшись указательным пальцем шва в кладке камина, провел им по периметру одного кирпича. Над этим кирпичом помещалась маленькая ниша. В нише стояла одна ценная вещица, фрагмент гранитной скульптуры, изваянной три тысячи с половиной лет назад. Бедро фараона Рамзеса II.
— Фараон, — громко произнес он. — Фараон.
В половине четвертого он продолжал сидеть перед горящим камином, надев зеленый халат и туфли. Пальцы правой руки перебирали связку ключей. Ключи от машины.
Фредрик знал, что скоро должен трогаться в путь.
Медленно и верно им стала овладевать тревога. С каждой гаснущей головешкой в камине, что-то загоралось в его внутренностях. И вот уже они охвачены сплошным жгучим пламенем.
Не спать. Глаза его блестели, как от белладонны.
Около пяти, когда он услышал рокот первого трамвая, к нему вернулись мысли. Сперва частыми очередями, потом стремительным потоком. И наконец собрались воедино в тихом бездонном озере.
Фредрик улыбнулся горящему камину. Тревога и мысли свидетельствовали, что он все еще жив. Кислота не все истребила — возможно, вовсе ничего не вытравила.
Он прошел на кухню, основательно порылся в холодильнике. Копченая грудинка голубя. Хрустящие хлебцы. Кусок хорошо выдержанного сыра. Сливочное масло. Бутылка первосортного яблочного сока отечественного производства.
Он ел медленно, наслаждаясь каждым глотком. Жжение в животе исчезло.
Что-то правильно, а что-то неверно. Сейчас он во всяком случае видел, что неверно. Каан де Берг был не прав. Серина Упп — тоже не права. В случившемся нет ничего сверхъестественного. Все предельно конкретно. Не будь других объяснений, он мог бы согласиться, что подобные феномены возможны и вероятность того, что они происходят, достаточно велика. Мысль и воля — силы, которые нельзя выразить никакими формулами. Новая физика открывает простор для предположений, однако пока что не располагает ни формулами, ни определениями.
А в данном случае дело и вовсе обстоит иначе.
Четыре Белых не переместили энергией мысли Ашшурбанипала в Луммедален. Энергия мысли Халлгрима Хелльгрена не могла воссоздать образ четырехтонной каменной статуи в его гостиной, как бы он ни ненавидел царя-воителя и навязанную им миру форму цивилизации.
Царь-воитель стоял там до того, как умер Халлгрим.
Есть ясновидящие. Есть спиритисты и оккультисты. Только в Осло не счесть всех шарлатанов, закрытых обществ и тайных сект. Четыре Белых — отнюдь не единичная компания. Конечно, в этих кругах особенно развиты зависть, заговоры, погоня за сенсацией. Им нужно показать миру, что они обладают способностями, которых нет ни у кого другого, что они контактируют с силами, не поддающимися объяснению. Кто-то ослеплен безумием. Кто-то гонится за деньгами. Иные просто верят в то, что утверждают.