Перстень Агируса
Шрифт:
— «Марк, неси скорее саквояж, попробуем спасти этих людей».
Альфред сделал все необходимые процедуры перед оживлением и ввел в кровь твоих родителей состав «Спиритус». Ножевые раны начали затягиваться, но как-то неправильно, медленнее, чем должны были при нормальном оживлении. Кроме того, поверхности ран пенились от выделяющихся пузырьков газа. Нехороший признак. Мы переглянулись, дядя попросил:
— «Посмотри в планшетнике, Марк, в какое время Бакли вышел из гелендвагена у развилки и приказал Мюллеру разыграть представление с мнимым инфарктом на лесной дороге».
Я сделал это и сообщил, что с того момента минуло
— «Положим, преступники не в тот же миг убили супругов Грей. Бакли должен был остановить их машину, поговорить с ними, убедить свернуть на лесную тропу и проехать по ней до стоящего внедорожника. Но там, скорее всего, нападение произошло немедленно, раз никто из супругов не успел покинуть машину».
Я согласился с Альфредом и сказал:
— «Стало быть, супруги Грей умерли больше часа назад. Мы не можем продолжать оживление!»
Альфред заколебался:
— «Может рискнем?»
— «В случае неудачи, которая наверняка ожидает нас при таком позднем оживлении, мы получим бессмысленные, поврежденные существа — нам придется убить их обоих. Меня не привлекает такая перспектива. Они умерли, дядя, мы опоздали».
Если бы мы собирались закончить процесс оживления, то следовало сделать искусственное дыхание и запустить сердце. Но ничего этого ни я, ни Альфред делать не стали. Под действием «Спиритуса» в телах супругов Грей исчезли все раны и повреждения, но жизнь покинула их навсегда.
Это все, Энни.
В гостиной воцарилась тишина. Я беззвучно плакала — слезы сами собой лились из глаз. В душе нарастало чувство досады:
— «Почему Марк не позволил профессору рискнуть и оживить моих родителей?!»
Когда поток слез иссяк, я так и спросила его, добавив:
— Отчего было не попробовать, терять-то уже нечего...
— Именно этого упрека я и опасался, Энни. Однако существует правило — после пятидесяти минут смерти не оживляем и точка! Поверь, дорогая, это обосновано и проверено много раз. В то время я еще не был влюблен в тебя, даже знаком с тобою не был. Но если бы подобный выбор встал предо мною сейчас, то я поступил бы точно так же, как и тогда, несмотря ни на что.
Марк встал с кресла и взглянул на меня, его лицо приобрело строгое выражение.
— У меня нет чувства вины и поэтому я не прошу у тебя прощения, Анна. Мне просто очень жаль, что все так вышло.
Я понимала, что молодой ученый прав, но чувство досады не покидало меня. Я постаралась разобраться и, наконец, поняла, что именно так раздражает меня во всей этой истории, за что я продолжаю злиться на моего парня. Чтобы успокоиться я прошлась по комнате взад-вперед, остановилась перед ним лицом к лицу и спросила:
— А нет ли у тебя, Марк, чувства вины за то, что вы, все агирусы, зная о намерениях Бакли, понимая, что он из себя представляет, не остановили его вовремя и, тем самым, позволили ему совершить злодеяния, убить такое множество людей прямо и косвенно — одна эта эпидемия унесла десятки, а то и сотни жизней. А что будет если ее не получится остановить? — теперь я злилась на всех этих суперлюдей — агирусов.
— Тебе известно, любовь моя, что мы ездили в Нью Йорк на Совет Агирусов. Он был созван, чтобы решить проблему — Бакли. Совет пришел к выводу, что ученого-преступника нужно остановить. Мне поручено поймать
— У меня нет жалости к этому чудовищу, забравшему жизни моих родителей. Наоборот, я спрашиваю, почему такое решение не было принято раньше, ведь это спасло бы многих людей!
— На Дастина работает группа высококлассных хакеров, они находятся в одной из азиатских стран. Им удалось взломать главный компьютер Совета Агирусов в Нью Йорке и Бакли получил списки агирусов, все их личные данные с подробностями и другие важные сведения, например, имена политиков, которые лоббируют наши интересы. Дастин шантажирует Совет Агирусов, заявляя, что если он будет убит, то его доверенное лицо немедленно обнародует украденные секретные документы. Это — катастрофа. Такова главная причина нашего бездействия в отношении Бакли. Однако теперь, в случае неудачи с поимкой Дастина Бакли живьем, я убью его, несмотря на риск рассекречивания. Правда, есть слабая надежда, что преступник блефует.
Марк покачал головой и добавил:
— Физическое уничтожение человека — это очень трудное дело для меня в нравственном отношении.
— Но ведь речь идет о страшном преступнике...
— Я не собираюсь, Энни, читать тебе морали, но вынужден объясниться. Когда живешь так долго, то начинаешь лучше определять истинные ценности. В нашей земной жизни самая большая драгоценность — это человеческая жизнь. Не нужно быть агирусом, чтобы осознавать это теоретически, спроси любого и тебе ответят теми же словами. Но у долгоживущих понимание наполнено гораздо более глубоким смыслом. Мы трепетно относимся к любой жизни, а особенно — к человеческой.
Есть только один способ, чтобы получился человек — надо его зачать и выносить, родить, вскормить, сберечь, воспитать и научить миллиону вещей, для этого требуется очень много трудов, усилий, времени и ресурсов. И любви. А вот для того, чтобы жизнь оборвалась, есть тьма тьмущая способов и бывает достаточно доли секунды.
Марк горестно вздохнул. А я села на диван и подтянула колени к подбородку, обхватив ноги руками. Глядя на ковер, я анализировала слова молодого ученого. Все правильно, но из любого правила существуют исключения.
— Марк, дорогой, — сказала я, не поднимая глаз и продолжая смотреть вниз, — ты так хорошо все объяснил, что с этим трудно спорить, но я осмелюсь. Скажи, а разве те люди, которых Бакли уже убил и те, кто еще жив, но скоро умрут по его вине, менее ценны, чем этот преступник?
— Вот именно, преступник!, — вскричал Марк, — Он и ведет себя, как полагается злодею. Но мы ведь не должны уподобляться ему.
Решение о его устранении невозможно было принять быстрее.