Перстень Екатерины Великой
Шрифт:
– Валя, что с вами происходит? – спросила Катя как можно тверже. – Я совершенно не понимаю ваших претензий. Немедленно замолчите, уже поздно…
Валентина за это время успела выдвинуться на середину Катиной спальни, теперь лицо ее напоминало своим цветом сильно перезрелый баклажан.
– Да я… столько лет… верой и правдой… за Петькой вашим сколько рубашек выстирала… – бормотала она, – а теперь всякая тут будет меня позорить!
– Ну хватит! – Катя подошла к ней вплотную.
Валентина смотрела на нее с такой ненавистью, что Катя едва удержалась, чтобы не отшатнуться.
– Если
– И уйду! – заорала Валентина. – Сей же час уйду! Ни одного дня не задержусь! Ноги моей не будет больше в этом доме! Хозяин – уголовник, за убийство сидит, хозяйка шляется где-то по ночам – приличной женщине тут не место!
– Я вас не задерживаю! – процедила Катя. – Завтра расчет получите!
– Нет уж, сегодня! – Валентина сбавила обороты и шагнула назад. – За полный месяц вы мне должны!
И хотя прошла только половина месяца, Катя решила не спорить. Радуясь, что сообразила снять наличные с карточки – думала, понадобятся для Петра, она отсчитала Валентине нужную сумму. Через десять минут та вышла в прихожую с чемоданом.
– Можете проверить, – угрюмо сказала она, – ничего вашего не прихватила…
– Это лишнее, – холодно сказала Катя, – но рекомендаций от меня не дождетесь.
– Была нужда! – фыркнула Валентина и ушла, хлопнув дверью, так что Павлик все-таки проснулся.
Пришлось поить его горячим молоком, потом рассказывать сказку, так что уснуть Катя смогла только глубокой ночью.
Наутро она едва дождалась Лидию, поручила ее заботам сына и поехала по делам. Встреча с адвокатом и еще много всяческих дел, которые надо сделать самой. Теперь ей не на кого надеяться. Перстня Катя так и не нашла, придется привыкать к мысли, что он пропал. Жалко, конечно, однако он достался ей случайно, так же и пропал. У нее сейчас есть заботы поважнее.
Его императорское Величество Петр Федорович позвонил в колокольчик, но на звонок никто не появился. Тогда он поднялся из кресел, потревожив любимую собаку, валявшуюся по обыкновению у его ног, шагнул к двери и крикнул раздраженным голосом:
– Мартин! Мартин! Где тебя носит der Teufel? Где тебя черт носит? – повторил он по-русски.
В последнее время он старался больше говорить по-русски, хотя этот язык трудно ему давался.
Но это не помогло – его камердинер Мартин словно сквозь землю провалился. Вообще, казалось, дворец словно вымер. Не было обычного в такой час гомона придворных, не наблюдалось безмолвного мелькания дворцовой прислуги.
– Да где же все? – возмущенно воскликнул император, но ему и на этот раз никто не ответил.
Вдруг за дверью послышались тяжелые шаги многих людей.
– Слава богу, – проговорил Петр Федорович, повернувшись к дверям. – Наконец кто-то вспомнил о своем государе…
Двери распахнулись, и в комнату ввалилось несколько человек в мундирах гвардейских
– Господа, что вам угодно? – недовольно проговорил император и даже попытался изобразить на своем лице гнев. Однако вместо приличествующего случаю гнева на лице его проступил самый обыкновенный страх.
– Милостивый государь, – произнес, подойдя к нему, Григорий Орлов, – позвольте вашу шпагу!
– Что это значит? – император схватился за рукоять своей короткой шпаги, попятился, растерянно оглядываясь по сторонам, как будто еще надеясь на чью-то помощь. – Как смеете вы, господа, без моего дозволения врываться в покои государя? Позовите сей же час господина фон Раухвица!
– Господин фон Раухвиц бежал вместе со своими голштинцами! – ответил Орлов и силой отнял у императора шпагу.
– Указом государыни императрицы, утвержденным правительствующим Сенатом, вы низложены, – произнес он, передавая шпагу своему брату Алексею.
– Государыни императрицы? – недоуменно переспросил Петр Федорович. – О какой императрице вы говорите?
– Вы удивляете меня, милостивый государь! – проговорил, выступая вперед, Петр Пассек. – В Российской империи только одна законная императрица – государыня Екатерина Алексеевна!
– Что? Фике – императрица?
– Милостивый государь, извольте проявлять уважение к государыне! – оборвал его Пассек.
Петр затравленно огляделся по сторонам.
Его все покинули. Даже голштинцы, в преданности которых он был уверен, бежали при появлении бунтовщиков, что уж говорить о придворных и дворянах свиты!
Ему больше не на кого было рассчитывать. Приходилось признать поражение и уповать только на то, что бунтовщики проявят снисхождение к его высокому происхождению и примут во внимание родственные связи с европейскими династиями…
В который раз Петр Федорович пожалел, что предпочел российскую корону шведской.
Если бы тогда он принял предложение шведов, был бы сейчас королем приличной европейской страны!
– Что ж, господа, передаю себя в ваши руки… – проговорил он печально. – Хотя вы присягали мне на верность, и ваш долг…
– Лучше бы вы, милостивый государь, не поминали о долге! – перебил его тот же Пассек. – Сами-то вы не больно исполняли свой долг перед империей! Через вашу предательскую политику мы потеряли все выгоды военной победы… хуже того – все знают, что вы состояли в переписке с врагом нашим, прусским королем, и в своих письмах выдавали ему наиважнейшие военные секреты!