Перстень Харома
Шрифт:
— Я вот думаю, в каком виде сообщить об этом Элайни? — посоветовался он с Сергеем.
Сергей затруднялся ответить и сообщил Тёмному, что скажет Элайни об этом сам.
— Ты должен сказать, прямо сейчас, — предупредил Тёмный, — сегодня мы возвращаемся.
Когда они вернулись назад, Сергей взял Элайни за руку и повёл её в спальню.
— Ты хочешь заняться этим сейчас? — спросила Элайни, на ходу расстёгивая ворот рубашки, на что Сергей ответил, что хочет поговорить.
— А! — разочаровано сказала Элайни и присела на кровать: — Говори.
— Твоя
Товарищ Тёмный, поместивший чуть ли не все симпоты в спальне, разочарованно воскликнул: «Как всё предсказуемо! Какая нетерпимость!»
— Жеребцом он по улицам ходит, а тем, о чём ты думаешь, он занимается, как человек, — сообщил Сергей и, вспомнив товарища Тёмного в виде мужчины с лошадиным лицом, добавил: — Я видел.
— Ты видел, как Тёмный занимается этим? — ошарашенно спросила Элайни и тут же уточнила: — С кем?
Сергей понял, что в данном случае объяснения всё запутают и промолчал. А Элайни, застыв, усиленно размышляла и выдала Сергею:
— Я знаю с кем! С Алидой! — сообщила она, заблестев глазами: — То-то Алида его выглаживает.
Товарищ Тёмный, совсем разочаровавшись в человечестве, убрал свои симпоты из спальни, а затем удручённо возвратился в зал. Алида, увидев его таким грустным, сразу взяла его на руки и принялась успокаивать:
— Что же ты такой грустный, мой милый?
— Улетаю я сегодня, — сообщил товарищ Тёмный, и Алида даже всплакнула от жалости.
— Смотри, как Алида убивается, — посочувствовала Элайни, возвращаясь в зал, после того, как Сергей сообщил, что они возвращаются в Страну Маргов и Фрей, где их ждёт Марго. Разуверять Элайни относительно чувств Алиды он не стал, предоставляя своей тёще, Маргине, право объяснить дочери свои отношения с товарищем Тёмным.
Сергей сообщил всем, что они с Элайни нашли Марго и возвращаются к ней в свое время. Сообщение всех обрадовало, только Альмавер спросила:
— А мы?
— Вам нельзя, — сообщил Хамми, до этого молчавший.
— Хамми, а ты с нами? — спросила Элайни, поднимая кота.
— Я должен остаться здесь, — сообщил Хамми, и Элайни, присев на кресло, принялась его гладить, орошая его рыжую шкурку прозрачными каплями.
— Не мочи Хамми, — сказала молчавшая Бони, и содрала его с колен Элайни. Та только улыбнулась, вытирая слёзы, и погладила Бони по головке.
— А кто же будет королевой? — спросил Анапис, напряженно осматривая всех.
— Вот она и будет, — сказала Элайни, усаживая на колени Бони вместе с Хамми. Посмотрев на Альмавер и Алиду, она подняла руку и сказала:
— Все фреи в наличии, поднимите руку, кто за Бони.
Альмавер и Алида подняли руки, и подошли к Элайни, орошая и её и Бони.
— Не мочите нас! — возмутилась новая королева, слезая с коленок Элайни вместе с котом и направляясь к отцу, Анапису: — Папа, ты не будешь меня мочить? — спросила она отца и Анапис сказал: «Нет», — скрывая слезу, предательски выскочившую из глаза.
— Нам нужно идти, — сказал Тёмный, первым направляясь к выходу.
—
— Хорошо, Алида, я за этим кобелем присмотрю, — пообещала Элайни, думая о том, сообщать маме или нет об измене Тёмного.
— Какой же он кобель, — возразила Алида, — он жеребчик.
— Ещё тот жеребец, — подтвердила Элайни, и подумала, что матери нужно всё-таки сказать. А товарищ Тёмный, читая её мысли, соображал, стоит ли возвращать Элайни, а может забрать в следующий раз?
Репликация десятая. Сазан
Каждую ночь Анни разговаривала с Димой, у которого в это время был вечер, и минуты летели так быстро, что они не успевали сказать всё, что хотели. Да разве скажешь картинке, как ты её любишь, и не можешь без неё жить, тем более, что в комнате сопит Вика, которая припёрлась за полночь, так как встречалась с Павлом. Вика была рада, но Анни, почему-то, в искренность чувств Павла к ней не верила и всё время ожидала подвоха.
Завтра она уезжала к дедушке в Барнаул, на день рождения. После Потопа, когда его дом снесло волной, дедушка не стал дожидаться, пока отстроят новый дом, а забрал деньги, выданные ему на постройку квартиры, и укатил к сестре в Барнаул, где купил деревянный дом рядом с ней.
Естественно, что бабушка Галя уже напекла-наготовила и ждала внучку с нетерпением, так как та в последнее время не очень часто наезжала, занятая сдачей госэкзаменов. Заснув под утро, она, как и следовало ожидать, проспала первый рейс магнетика и неслась к ближайшей станции растрёпанная и не умытая, как клуша.
Когда пролетали над Черепаново, Анни с огорчением обнаружила, что оставила свой кап в пансионате и не надела ожерелье из сардоникса. «Кап у дедушки одолжу, — подумала Анни, так как не хотела вечером отказываться от разговора с Димой, — а вот за ожерелье кот будет её ругать». Правда, кот давно перестал говорить, но его укоризненный взгляд хуже любой ругани. Как только он появился у них с ожерельем на шее, так сразу отдал его ей, Анни, и сказал, чтобы она носила ожерелье всегда, так как в трудную минуту оно ей поможет.
Что значили его слова, Анни не знала, но ожерелье ей очень нравилось, и она его всегда носила, снимая только идя в душ.
Не успел за Анни простыть след, как в комнату постучал Павел: вчера они сговорились с Викой побыть вместе и без помех. Зайдя в комнату, Павел внимательно всё осмотрел, заметил на прикроватном столике ожерелье Анни и кап.
— Что, забыла? — спросил он у Вики, зная, как Анни трясётся над ожерельем.
— Забыла, не трогай, — подошла к нему Вика.
— Надень, — сказал Павел, подавая ей ожерелье.