Первая книга Царств. Поэтическое прочтение
Шрифт:
Если до руин дом Ельцина разнесёт левит,
В справедливость древний жрец во мне веру возродит.
Оптимисты люди те ещё… Я же на миру
Жил досель Фомой неверящим, им же и помру).
Самуил до пробуждения спал без задних ног,
Объявить сие видение Илию не мог.
Но сам Илий, хитрый бестия, отрока к себе
Подозвал узнать известия о своей судьбе.
Самуил с тяжёлой кармой шёл, будто в рот воды
Он набрал, а с горькой
Припугнул мальчишку Илий жрец: «В ночь от голосов
Что узнал, скажи мне или же – наш Господь суров
К тем, кто знает и артачится. Бог тебе велел
Быть пророком, а не значиться. Излагай, пострел».
Самуил, быть с риском выгнанным, поборол свой страх,
Отводил глаза, но выдал всё, что узнал во снах.
На погибель дом священника он тогда обрёк
Без надежды на прощение, истинный пророк.
Жители в него уверились явно неспроста,
Ведь не выставил за дверь его Илий, старый стал.
А сынки его исконные порознь, сообща
Продолжали в беззаконии женщин совращать.
Им Господь воздаст за всё потом, с Самуила слов.
Люди говорили шёпотом: «Бог к таким суров.
Самуил пророк Господень есть, это голова…»
Так из грязи в князи подняла отрока молва.
И хоть мало изменилось что – мясо крал сынок,
Самуил Господней милостью сделался пророк.
Жрец от возраста с одышкою, что он может сам?…
Остаётся только слышанным верить голосам.
Глава 4. Жить нельзя без родины
Филистимлянин, Израиля враг
С набитой ранее физиономией,
Сидел бы тихо при своих делах
В пределах отведённой автономии.
Не выполнил народ священный знак,
Не перебил всех местных при нашествии,
И вот теперь потомкам тех вояк
Расхлёбывай печальные последствия.
(Другое дело бледнолицый брат,
Аборигенов истребил как нацию.
Играет в краснокожих детвора,
А взрослые индейцы в резервации).
Филистимляне снова на войну
С Израильтянами пошли, как ранее.
Встать в позу Самуил не преминул,
И было слово от него Израилю.
Что говорил, читаем между срок,
Сказал, наверное, что дело гиблое.
К чему б ни призывал тогда пророк,
А тысячи четыре к ночи сгинуло,
Погибло от язычников руки
В бою с филистимлянами проклятыми.
Но в стан вернувшись свой, боевики
Идти не захотели на попятную.
Старейшины
«За что в бою погибли наши мальчики?
Ковчег завета мы возьмём с собой
И он спасёт нас от руки захватчика».
На поле боя вынесли ковчег,
С ним Илия сыны, Офни и Финеес,
Те самые, кого Бог раньше всех
Приговорил к вперёд ногами выносу.
Когда ковчег завета лишь возник
На горизонте, радостью беременна
Земля стонала – столь великий крик
Евреи выдали единовременно.
Тот слыша крик, филистимляне вмиг
От страха задрожали и попадали,
Едва лишь Иеговы страшный лик
И меч разящий над собой представили.
Сказали: «Горе нам! Ведь ни вчера,
Ни третьего дня божества подобного
Не ждали мы у нашего двора,
Столь сильного, коварного и злобного.
Кто нас избавит от руки его?
Неверных египтян казнил Бог казнями,
А двор и фараона самого
Он поразил чумою и проказою».
Но среди них случился патриот,
Вскричавший – «Люди, проявите мужество.
Лишь с сильным богоизбранный народ
Со временем войдёт в одно Содружество.
Извечный здесь решается вопрос
Еврейский. Но ответ его не в мщении,
Не в том, кому сейчас откусят нос,
А кто кого возьмёт в порабощение».
Филистимляне в сущности своей
Язычники, своих богов не считано,
И с прогрессивной верою еврей
Был перебит числом весьма значительным.
Израильтяне прятались в шатры,
Случилось поражение великое,
Призывы унеслись в тартарары
Со всеми их воинственными криками.
В сраженье тридцать тысяч полегло
Лишь пеших, угодил ковчег в пленение,
И Офни с Финеесом повезло
Погибнуть в день один при исполнении.
Беда ведь не приходит в дом одна.
Вбежал в Силом боец Вениаминова
Родства по племени, в подтёках вся спина
И то, что ниже, цвета тёмно-синего,
Одежда в клочьях, прах на голове…
А Илий, восседая на седалище,
Томился сердцем – как его ковчег
И как там соплеменники-товарищи?
О пораженье возвестил гонец
Те новости до крайности печальные.
Весь город понял, что настал конец
И восстенал от горя и отчаянья.
Был Илий девяноста восьми лет,