Первая Конная
Шрифт:
Пашка взял из его рук солдатскую книжку, спрятал ее в сапог, а потом выстрелил раненому в рот.
— Паша, — сказал очкарик с жалкой улыбкой, — а я вот не смог.
— Уйди, — сказал Пашка, бледнея. — Уйди! Убью! Я тебя в драке видел. Они нас да, а ты их — нет… — Он взвел курок.
Очкарик стоял, отвернувшись, и смотрел на проезжающую машину. Он увидел людей, сидящих в машине, и они увидели его.
— Вона, — крикнули Пашке с эскадрона, — не дури!
— Холуйская кровь! — сказал Пашка. —
Очкарика догнал повозочный.
— Вот видишь, Грищук… — сказал очкарик. — А в чем я тут виноватый? В том, что не могу убить человека.
— Смеха мне, — сказал Грищук, оглядывая место побоища. — Смеха мне, зачем бабы трудаются. Кушай, — добавил он и протянул очкарику сморщенное яблоко. — Кушай, пожалуйста…
Над полем стояла гнетущая тишина, нарушаемая стоном раненых да скрипом санитарных фургонов, хлопотливо подбиравших их.
Буденный и Ворошилов сидели рядом со Сталиным в машине. Она медленно шла в сопровождении резервного эскадрона по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей.
Все молчали, скорбно оглядывая следы жестокой кавалерийской сечи.
— Ну вот, — сказал Сталин Буденному, — теперь мы с вами хорошо знакомы. Ваши бойцы и командиры произвели на меня хорошее впечатление. — Он помолчал. — Кстати, почему вы не в партии?
— Да как-то все некогда… — ответил Буденный.
— И давно вам некогда? — спросил Сталин.
— С марта девятнадцатого, когда в Минске с Фрунзе Дикую дивизию разоружали. Я подал тогда заявление в политуправление десятой армии…
— Ну и что?
— Ответ не получил. Время было горячее. Да и я ушел. В станицу, Советскую власть устанавливать.
— Да, — сказал Сталин. — Все, что вы делаете, действительно партийное дело. Придется исправить ошибку товарищей… Нехорошо быть командиру беспартийным. Вам легче будет командовать, когда вы в полную меру используете себе в помощь силу и влияние партийных организаций.
У берега столпились пленные.
Очкарик перехватил налитый ужасом взгляд офицера, отвернулся и увидел автомобиль, людей в нем, а рядом двух всадников.
— Ура! Ура! — приветствовали их бойцы и радостно потрясали клинками.
По всей линии фронта строящихся полков неслось раскатистое «Ура!». Бойцы размахивали винтовками, кидали вверх шапки, бурно приветствовали РВС армии и фронта.
Сталин стоял в машине и держал под козырек.
— Встать! Кто такие? — раздалось вдруг сзади.
Офицеры поднялись.
— Гляди, братва, казаки! — сказал Матвей и, придерживая шашку, пошел к угрюмо стоявшей толпе пленных.
— Мобилизованные мы, — мрачно сказал носатый урядник.
— Сукины вы дети. Супротив народа пошли!
— Ты что, гад, с нас смеешься? — спросил чубатый казак. — Ты не смейся,
— Мы пленных не стреляем. А тебя хоть сейчас…
— Стреляй! — закричал казак, раздирая гимнастерку. — Продали! Пропили нас генералы! Бежали в черта, душу, крест…
— Оставь его, припадочного, — сказал конвойный.
Около штаба РВС спешился отряд трубачей на белых лошадях. Высокий капельмейстер со старческим, в морщинах, бритым лицом вытянулся, приложил дрожащую руку к козырьку и доложил Буденному:
— Хор трубачей семьдесят девятого Балашовского имени генерала Мамонтова полка добровольно передал себя в распоряжение Красной Армии.
— «Интернационал» знаешь? — спросил Буденный.
— Нет, — виновато ответил капельмейстер.
— Ладно, — сказал Буденный, — потом выучишь. А сейчас давай кадриль, да повеселей.
Оркестр грянул веселую мелодию.
— Гляди, Иван Ильич, — сказал один офицер другому. — Это всё, что осталось от грозной конницы Деникина.
— Бог не благословил нас, — ответил тот. Вокруг, на громадном пространстве, бродили тысячи подседланных и брошенных лошадей.
Рядом трубач заиграл сбор.
Лошади подняли головы и, сбиваясь табуном, сначала рысью, а потом галопом поскакали к колонне и встали в строй.
— Ишь, умные твари… — сказал офицер.
— Оружие есть? — спросил красноармеец.
— Никак нет.
— Поднять руки! Вперед!
— Мы добровольно… — сказал офицер.
— Там разберутся…
К машине РВС подъехал «гусар» Алеша Зорин на прекрасной лошади.
— Разрешите обратиться.
— Давай, — сказал Буденный. — Обращайся.
— Вот видите, — сказал «гусар». — И конь у меня есть, и шашка. Принимайте в кавалерию.
— Но это не всё, — улыбнувшись, возразил командарм. — Рубить же ты все-таки не умеешь.
— А я научусь, — твердо заверил Алеша Зорин, — я ведь и кашу когда-то есть не умел. Вот увидите, научусь!
— Ладно, согласен, — ответил Буденный. «Гусар» радостно повернул коня.
К машине подскакал комбриг Тюленев:
— По вашему приказанию прибыл!
Буденный нахмурился и отвернулся.
— Товарищ Тюленев, — сказал Сталии, — согласно приказу реввоенсовета Республики, вы откомандировываетесь в Военную академию для продолжения учебы.
Теперь нахмурился Тюленев.
— Товарищ командарм, — сказал он Буденному, — все вы академий не кончали, а белых бьёте. Оставьте меня на фронте. Здесь сейчас горячо, а учиться буду после войны…
— Нет, — ответил за Буденного Сталин. — Ваша задача теперь — учиться.
— Езжай, Ванюша, — сказал командарм. — Учись на совесть. Не подведи меня.