Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
Шрифт:
Она думала о времени, проведенном в Хантерз-Хилл, когда заболела в отсутствие Эндрю и боялась, что утратила свою привлекательность и муж перестанет любить ее. Теперь ей уже стукнуло сорок лет, и фигура погрузнела в талии. Она послала служанку к «Татуму» за новыми французскими кремами, втирала масло в свои волосы по утрам, чтобы они не были ломкими, заказала рукавицы для работы в поле.
И, как всегда, разлука оказалась бессмысленной. За целый месяц, проведенный Эндрю в Ричмонде, процесс так и не начался. Он возвратился недовольный.
— Первые двадцать дней мы сидели там, ничего не делая, потому что генерал Уилкинсон отказался предстать перед судом. Потом верховный судья Маршалл попытался взять показания
Рейчэл покачала головой, сделав вид, что она в отчаянии:
— Ну и ну, это придаст тебе популярность в администрации.
Из статьи в «Импаршиал ревью» она узнала, что мистер Эндрю Джэксон осужден за проступок: за нападение и побои, с которыми он обрушился на мистера Сэмюэля Джэксона, вовсе не родственника.
Утверждалось, что он ударил тростью Сэмюэля Джэксона в помещении, где у того находились лавка и жилье. Через четыре недели состоится суд.
Впервые осведомители Рейчэл подвели ее. Это выглядело странным, ибо потасовка произошла на Маркет-стрит, участники бросали камни, учинили кулачный бой, и их растащили зрители.
Не удержавшись, она отправилась в хижину Молл и Джорджа.
— Джордж, ты знал, что мистер Джэксон подрался в Нашвилле с Сэмюэлем Джэксоном?
— Да, мисс Рейчэл, мы все знали. Мисс Джейн сказала, чтобы мы не упоминали об этом.
Пара пожилых супругов опустила очи долу. Рейчэл пошла в свой дом, волоча ноги. Эта ссора, которую так тщательно скрывали от нее, могла лишь дать толчок новой вспышке сплетен. Кто такой этот Сэмюэл Джэксон, новый житель Нашвилла? Возможно, есть и миссис Джэксон, новый член Культурного клуба, которая приехала из Кентукки, предварительно прочитав протокол, фиксирующий, что Рейчэл Робардс было объявлено присяжными: «Виновна»? Какой злобной окажется новая вспышка, если Эндрю вновь прибегнул к насилию, защищая ее, — Эндрю, воскликнувший однажды, что протокол всегда будет портить им жизнь!
Задумчиво выглядывая в боковое окно, она узнала черную кобылу, которую несколько лет назад Роберт Хейс подарил своей дочери. Восемнадцатилетняя Рейчэл вошла в дом, положила свой капот на стул перед камином. Поездка вызвала румянец на ее щеках, но и ее зеленые глаза, так похожие на материнские, были красными. Рейчэл налила молока в медный чайник, добавила в него немного шоколада и кленового сиропа. Девушка раскачивала кружку с горячим шоколадом в руках, уставившись на огонь и выбирая момент, чтобы начать беседу. Рейчэл сидела по другую сторону обеденного стола, смотрела на огонь через пушистые светлые волосы племянницы, размышляя о том, как хотелось бы ей иметь дочь.
Вдруг племянница расплакалась, как ребенок,
— В чем дело, Рейчэл? — ласково спросила она.
— Джордж Блейкмор и те хулиганы, с которыми он шляется, — Шадрач Най, Бенджамин Роулинг… говорят ужасные вещи. — Девушка подняла голову, в ее глазах застыл испуг. — Я знаю, что ты поможешь мне и дядя Эндрю заставит их замолчать…
— Мы обязательно поможем тебе, дорогая.
— Джордж Блейкмор прошлым вечером в таверне, где было много людей, сказал: «Племянница стоит тети».
Рейчэл вздрогнула.
— Ой, тетушка Рейчэл, они так много плохого говорили о тебе. А теперь распространяют гадости обо мне. Я знаю, что люблю красивую одежду и трачу слишком много папиных денег…
— Дорогая, это чисто семейное дело и не должно интересовать других. — Она приподняла голову девушки, а когда их глаза встретились, твердо сказала: — Ну, рассказывай, в чем тебя обвиняют.
— Что у меня есть ребенок!
Выпалив эти слова, племянница отвернула голову и снова разрыдалась.
— Что у тебя?.. — Рейчэл была настолько ошеломлена, что не сразу поняла смысл сказанного. Потом прошептала: — Ой, моя дорогая, — и обняла девушку, почувствовав, что ей нехорошо, как было давным-давно, когда Эндрю принес домой известие, что они не были супругами по закону.
— Кто мог распустить такой злобный слух?
— Не знаю. Фургонщик, перевозивший собственность Джоэля Чилдрипа в Форкс-Кэмп, встретился с парнем Хадсонов и сказал ему, будто слышал, что у Рейчэл Хейс чудесный сынишка. Джордж Блейкмор сказал Бойду: «Ты слышал новость? У мисс Рейчэл есть ребенок. Дэвис рассказал мне, что видел ее с ребенком на руках, она кормила его грудью».
— Ой, Рейчэл, здесь какая-то страшная ошибка. Поезжай домой, дорогая. Твой дядя и я займемся этим.
Эндрю уже слышал этот слух.
— Эндрю, кто мог сочинить такой бред? Ты знаешь?
— Да, я выяснил. Жена Сэмюэля Джэксона.
— Сэмюэля Джэксона? С кем ты подрался?..
— Да.
— И это было причиной вашей ссоры?
— Да. Я написал ему записку, чтобы он заткнул рот своей жене, иначе я буду считать его ответственным. Он отказался.
— Ой, дорогой, я подумала, что это относительно нас. Так же думала Джейн. Она старалась защитить меня.
— Первое, что я сделаю завтра утром, так это поеду в Нашвилл и заставлю всех до единого подписать свидетельства, что они лгуны. Где мои пистолеты?
Он так и сделал, привезя домой Рейчэл шесть подписанных заявлений, которые она убрала в сейф. Болтовня тотчас прекратилась, никому не захотелось повторить судьбу Чарлза Дикинсона. То, что не смог сделать Эндрю для них самих, он быстро совершил для молодой Рейчэл Хейс.
Никогда прежде она не видела его таким вспыльчивым и подавленным. Она знала, что неприятностей у него больше, чем нужно, поскольку они были, как говорится, на виду и слишком широко известны, чтобы их можно было утаить. Эндрю был вынужден продать в убыток скаковую дорожку. Он и Джакс закрыли свою лавку, и их настойчивые напоминания клиентам, что полагается выплачивать долги, не помогли вернуть сколько-нибудь ощутимую часть тех двадцати тысяч долларов, которые составили общую сумму кредитов. Не нашлось желающих купить лавку, таверну и верфь для строительства лодок. Джакс вручил Эндрю векселя на половину долга, а сам вернулся к топографической работе, чтобы заработать средства на существование. Бухгалтерские подсчеты Рейчэл показывали, что бессмысленно заниматься сельским хозяйством в Эрмитаже, разве только для собственного пропитания, ибо перекупщики отбирали весь доход, не оставляя ничего в обмен на тяжкий труд, о котором напоминали распухшие ноги, боль в пояснице и на славу удавшийся урожай.