Первая мировая. Неизвестные страницы

Золотарев В. А.

Столь же беззаветно было исполнение долга XI Кавказским корпусом в четырнадцатидневном бою под Сохачевым против превосходных, почти тройных, сил противника.

Полагая и со своей стороны справедливым, по данным расследования, засвидетельствовать перед Вашим Императорским Величеством о высокой доблести, беззаветной храбрости и самоотверженной стойкости войск XI Кавказского армейского корпуса, я вместе с тем не могу не отметить установленные расследованием личное мужество, хладнокровие и отеческие заботы о войсках генерала Мищенко, имя которого, очевидно, надолго сохранится в благодарной памяти его подчиненных.

Останавливаясь на вопросе о боевых качествах генерала Мищенко как военачальника, успешно руководившего вверенными ему войсками в период сентябрьских и октябрьских боев за время состояния в 10-й армии, и при сопоставлении всех собранных расследованием данных в отношении операции с 22 ноября по 5 декабря минувшего

года, когда под начальством генерала Мищенко были сосредоточены целые группы корпусов, я затруднялся бы усмотреть наличие существенных оснований для упрека генерала Мищенко в неправильном понимании им боевой обстановки.

XI Кавказский корпус действительно понес в четырнадцатидневных боях под Сохачевым весьма тяжкие потери, но едва ли эти последние могут быть отнесены к вине генерала Мищенко, корпус которого яростно и непрерывно атаковали почти тройные силы противника с многочисленной артиллерией в то время, когда в батареях XI Кавказского корпуса уже ощущался недостаток в снарядах, которых, по показанию инспектора артиллерии генерал-лейтенанта Чикалина, едва хватало на отбитие атак немцев.

XI Кавказский корпус действительно отступил в неравной борьбе с превосходными силами врага, но отступление это едва ли может быть названо спешным, так как корпус вышел, несмотря на тяжелые потери, в полном и стройном порядке, не оставив на поле сражения ни одного оружия или зарядного ящика, ни одной повозки. Умелая организация своевременного отхода артиллерии и обозов через немногочисленные переправы через р. Бзуру не может не быть отмечена в пользу генерала Мищенко.

Генерал-адъютанту Мищенко еще был предъявлен упрек в неисполнении приказания о наступлении и в недостаточной инициативе в отношении активных действий, но и этот упрек едва ли подтверждается создавшейся боевой обстановкой, когда XI Кавказский корпус, занимая свыше 18 верст по фронту и приняв на себя стремительный и яростный удар почти трех корпусов противника, невзирая на тяжелые потери, с честью вынес свои войсковые знамена, нанеся врагу тяжелый урон, последствия которого, может быть, сказываются и по настоящее время.

Генерал-адъютант Пантелеев

Всеподданнейший доклад генерал-адъютанта Баранова по высочайше возложенному расследованию деятельности генерал-лейтенанта Курлова

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА БАРАНОВА по высочайше возложенному расследованию деятельности генерал-лейтенанта Курлова по исполнению им обязанностей Особоуполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийского края

В 7-й день октября 1915 года Вашему Императорскому Величеству благоугодно было повелеть мне произвести расследование деятельности ген.-л. Курлова по исполнению им обязанностей Особоуполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийского края. Затем 25-го же октября Командующий Императорской Главной Квартирой ген. – ад. графа Фредерикса дополнительно сообщил мне Высочайшее Вашего Императорского Величества повеление обратиться за сведениями, относящимися до возложенного на меня расследования, к начальнику штаба Верховного Главнокомандующего ген. от инф. Алексееву.

Во исполнение сообщенного мне графом Фредериксом повеления, я выехал в Ставку, где ген. от инф. Алексеевым мне было указано, что отчисление ген.-л. Курлова последовало исключительно вследствие ходатайства бывшего Управляющего Министерством Внутренних Дел кн. Щербатова; причем вместе с тем ген. от инф. Алексеев мне сообщил, что ближайшие указания по этому поводу могут быть получены непосредственно от кн. Щербатова и Председателя Государственной Думы М. В. Родзянко, а также передал мне имеющуюся в Штабе Верховного Главнокомандующего по поводу отчисления ген.-л. Курлова переписку.

По возвращении моем из Ставки мною 4 ноября было приступлено к производству расследования при участии командированных в мое распоряжение чинов военно-судебного ведомства.

Как усматривается из полученных мною при расследовании документов, увольнение ген.-л. Курлова от должности Особоуполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийского края последовало при следующих обстоятельствах.

Еще 18 июля 1915 года Управлявший в то время Министерством Внутренних Дел кн. Щербатов обратился к бывшему начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего генералу от инфантерии Янушкевичу с письмом, в котором сообщил, что среди промышленников и депутатов идет много разговоров о крайней ненормальности в эвакуации Риги, а также о связанной с нею и с общим положением деятельности ген.-л. Курлова, которая подвергается резкой критике, и что об этом ожидаются неприятные запросы в комиссии Государственной Думы. Вместе с тем кн. Щербатов отмечал, что при исключительно напряженных местных национальных взаимоотношениях в Прибалтийском крае, особенно в настоящее

время, казалось бы весьма желательным не давать повода к нареканиям на якобы несоответствующие действия местных властей. Вслед за тем телеграммой от 25-го же июля непосредственно на имя Верховного Главнокомандующего Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича кн. Щербатов, ссылаясь на упомянутое письмо свое генералу от инфантерии Янушкевичу о сильном возбуждении против ген.-л. Курлова и возможности резких против него выступлений, доносил, что опасения его, кн. Щербатова, в этом отношении сбылись и что накануне в многолюдной думской комиссии со стороны всех без различия партий по адресу ген.-л. Курлова раздавались крики: «Изменник», «повесить». Отмечая, что на ближайшем закрытом заседании Государственной Думы можно ожидать крайне нежелательного крупного скандала, кн. Щербатов закончил свою телеграмму словами: «Приемлю смелость настоятельно советовать немедленное увольнение Курлова».

На телеграмму эту от Августейшего Верховного Главнокомандующего последовал такой ответ: «Со стороны Главнокомандующего (генерала от инфантерии Алексеева) деятельность генерала Курлова нареканий не вызывала; с местным населением не допускал поблажек. Все-таки ввиду Вашего заявления, с точки зрения желательности для Вас его удаления, приказал освободить его от занимаемой должности».

Во исполнение такового повеления Верховного Главнокомандующего 3 августа 1915 года последовал приказ Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта об увольнении ген.-л. Курлова от занимаемых им должностей Помощника Главного Начальника Двинского военного округа и Особоуполномоченного по гражданскому управлению Прибалтийского края, с зачислением в резерв чинов Двинского военного округа.

Через месяц, 7 сентября, ген.-л. Курлов просил Главного Начальника Двинского военного округа ходатайствовать о назначении расследования его деятельности, так как, по выражению ген.-л. Курлова, он не знает «за собою никакой вины и отвечает за правильность и закономерность своих служебных действий».

При опросе мною лично кн. Щербатова он в разъяснение обстоятельств, побудивших его ходатайствовать перед Августейшим Верховным Главнокомандующим об удалении ген.-л. Курлова от должности Особоуполномоченного, объяснил, что из личных его разговоров с самим ген.-л. Курловым, а также из подробных объяснений прибывшего к нему из Риги члена Государственной Думы Ю. М. Лебедева он, кн. Щербатов, вынес убеждение в труднообъяснимом, по его словам, крайне отрицательном отношении ген.-л. Курлова к эвакуации Риги, которая оставалась в совершенно хаотическом состоянии, пока для производства эвакуации не было командировано специальное лицо – ген.-м. Залюбовский. В то же время кн. Щербатов отмечал, что благодаря с давних пор сложившейся крайне неблагоприятной для ген.-л. Курлова репутации его в денежном отношении бездействие ген.-л. Курлова по части эвакуации Риги объяснялось даже его покровительством местным заводам будто бы на корыстной почве, хотя определенных фактов в этом отношении и не указывалось. При таких условиях, по объяснению кн. Щербатова, он считал, что единственным средством избежать нежелательных против ген.-л. Курлова выступлений в Государственной Думе являлось отстранение ген.-л. Курлова от должности, о чем он и телеграфировал Августейшему Верховному Главнокомандующему. Со своей стороны Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко также указал, что имя ген.-л. Курлова было предметом резких суждений и нападок в Государственной Думе, главным образом в связи с деятельностью ген.-л. Курлова по эвакуации Риги, причем ген.-л. Курлову приписывалось противодействие этой эвакуации, будто бы из германофильских побуждений, и дело доходило даже до упреков его чуть ли не в измене.

Таким образом, ближайшим поводом к ходатайству бывшего Управляющего Министерством Внутренних Дел кн. Щербатова об отстранении ген.-л. Курлова от должности Особоуполномоченного явились те нарекания, которые касались главным образом его деятельности по эвакуации Риги. Однако из рассмотрения стенографических отчетов заседаний Государственной Думы и личного опроса некоторых членов Государственной Думы и представителей как интересов латышского населения Прибалтийского края (кн. Мансырев, Гольдман, Залит), так и интересов местного немецкого дворянства (бар. Фелькерзам, бар. Мейендорф), оказалось, что предметом отдельных выступлений против ген.-л. Курлова и нареканий на него явилась и его деятельность по гражданскому управлению краем. Выступивший главным образом по этому поводу член Государственной Думы кн. Мансырев, по собственному его заявлению, касался деятельности ген.-л. Курлова в связи с общей характеристикой деятельности администрации Прибалтийского края, которая, по мнению кн. Мансырева, сводилась на практике исключительно к покровительству немецким интересам, обнаруживая направление во время войны прямо вредное для русских интересов и могущее быть на руку лишь нашим врагам.