Первая мировая. Неизвестные страницы
Шрифт:
«Прошу господ губернаторов предписать подведомственным им чинам полиции не приступать по анонимным заявлениям и доносам, кроме случаев особой важности (ст. 300 Устава Уголовного Судопроизводства), к производству дознаний, а представлять таковые мне для получения надлежащих указаний о порядке расследования. По доносам и заявлениям, подписанным чинами полиции, обязаны прежде всего допросить заявителя, предупредив его об ответственности за ложный донос, а если будут установлены в показании заявителя признаки преступления или проступка, направлять таковые в порядке ст. 250–261 Устава Уголовного Судопроизводства (к судебным властям) или представлять губернаторам для наложения на виновных в нарушении обязательных постановлений административных взысканий. При производстве дознаний я требую от полиции неуклонного исполнения ст. 254 того же Устава (запрещающей производство обысков и выемок в домах). Доносы, оказавшиеся ложными, должны быть направляемы чинам прокурорского надзора для возбуждения уголовного преследования по ст. 940 Улож. о Нак. (т. е. за ложный донос). Ввиду особой преступности ложных доносов в военное время я буду применять к виновным самые строгие меры. Прошу господ губернаторов настоящий мой приказ
Опубликование ген.-л. Курловым означенного приказа, не содержащего в себе ничего, кроме повторения постановлений действующего закона, само по себе нисколько не могло способствовать уменьшению числа анонимных доносчиков и только должно было свести до минимума число лиц, представлявших подписанные заявления тех, кто более или менее верили в справедливость своих заявлений, что должно было, конечно, неблагоприятно отразиться на степени осведомленности властей о случаях преступлений и проступков. И действительно, начальник штаба Главнокомандующего армиями Северного фронта в письме на мое имя от 4 февраля с.г. за № 2201 сообщает, что приведенный приказ ген.-л. Курлова «сыграл на руку местным германофилам, предоставив им возможность душить с помощью находившихся от них в полной зависимости чинов полиции всякую попытку гибельной для них гласности» и что «военная власть, по выходе этою приказа, лишилась не только большинства случайных осведомителей контрразведки, но и многих постоянных агентов, напуганных угрожавшими им тяжкими наказаниями». О несоответственности подобных мер свидетельствует и комендант морской крепости Императора Петра Великого доносивший незадолго до издания ген.-л. Курловым его «приказа» по поводу ареста и оштрафования одного из доносителей Главнокомандующему 6-й армией, что «при подобных мерах столь необходимая и давшая полезные плоды разведка не может быть производима и что «наложение штрафов на сообщающих сведения местных лиц побудит ликвидировать это дело, так как содержать всюду своих агентов, конечно, невозможно» (16 февраля 1915 г. № 78). Взыскание, указанное вице-адмиралом Герасимовым в этом его рапорте, было наложено Курляндским губернатором Набоковым на крестьянина Карла Анвельта в виде штрафа в 200 руб., с заменой арестом на один месяц, за то лишь, что тот сообщил с двумя другими крестьянами сведение о виденном им неприятельском якобы аэроплане возле имения «Войзик». Вице-адмирал Герасимов просил ген.-л. Курлова отменить это взыскание, «так как иначе это создало бы впечатление в народонаселении о переломе политики и возвращении к старому Звегинцовскому режиму, при котором население боялось давать какие бы то ни было сведения под угрозой административных взысканий»; ген.-л. Курлов, хотя и нашел возможным сложить с Анвельта означенное взыскание, но только «по случаю радостного события – падения Перемышля», признавая в то же время принципиально правильным наложение взыскания на названного крестьянина, несмотря на то, что были данные, что последний заблуждался вполне добросовестно.
Отношение генерал-лейтенанта Курлова к высылкам из края иностранных подданных воюющих с Россией держав
По вопросам о высылке из Прибалтийского края германских и австрийских подданных обращает на себя внимание нижеследующее.
Общее количество означенных подданных в крае к началу настоящей войны было весьма значительно, так в одной только Риге и ее уезде их проживало до 7000 человек. К концу октября около половины их было выслано во внутренние губернии как военнообязанные, с ними выехали и их семьи. Оставшиеся были подчинены надзору местной полиции, для чинов которой, равно как и для прочей администрации края, с одной стороны, явилось чрезвычайно затруднительное положение ввиду возникшей большой канцелярской переписки по поводу каждого из оставленной и фактической невозможности поэтому заниматься своим прямым делом, а с другой, точно также отсутствие возможности по малому, рассчитанному лишь на мирное время, составу осуществлять надлежащий надзор за этими опасными элементами.
Из затруднений сего рода наиболее простым и целесообразным способом вышел комендант морской крепости Императора Петра Великого вице-адмирал Герасимов, издавший 22 октября 1914 года приказ за № 664, в коем устанавливал в виде общей меры воспрещение пребывания подданных государств, находящихся в войне с Россией, в пределах вверенного ему района, без различия пола и возраста.
26 октября и. д. Лифляндского губернатора кол. ас. Подолинский вошел с весьма срочным представлением к Главному Начальнику Двинского военного округа инженеру-генералу князю Туманову о принятии таковой меры в Риге и Рижском уезде, при этом коллежский асессор Подолинский высказал следующие соображения, заслуживающие полного внимания.
Отметив первоначально обремененность делами об иностранных подданных, их высылке, надзору за ними и т. п. чинов местной администрации, о чем уже упомянуто выше, и. д. Лифляндского губернатора указывал, что для сих чинов первоочередными и безотлагательными ввиду военных действий являются иные вопросы, непосредственно связанные с обеспечением успеха нашей армии: вопросы по реквизиции всевозможных предметов для нужд войск, по изготовлению обмундирования и обуви, по призрению семейств воинов, по заботам о раненых и их семьях и т. п.; каковые важнейшие вопросы не могут быть разрешены, по причине обременения делами об иностранцах, «как следует», и «таким образом выходит, что интересы военного дела приносятся в жертву интересам иностранцев». Кроме того, в том же представлении указывалось и вообще на нежелательность оставления в крае в данный момент германских и австрийских подданных, как несомненно сочувствующих нашим врагам и опасных в отношении шпионства, и на соответственность подобным способом и на будущее время очистить и оберечь Ригу от чрезвычайно прочно укоренившегося в ней чужестранного элемента.
Князь Туманов направил 2 декабря 1914 г. рапорт коллежского асессора Подолинского на заключение ген.-л. Курлова, а последний, тотчас же по получении (6 декабря), кратко уведомил Лифляндского губернатора, что он «не находит нужным издание обязательного постановления», о коем ходатайствовалось, причем в этом ответе совершенно отсутствуют какие-либо
Впоследствии рассмотрения разного рода отдельных представлений и ходатайств о высылке тех или иных иностранцев, об оставлении высылаемых, о возвращении их в край, об учреждении за ними надзора и т. п. отнимали немало времени у самого ген.-л. Курлова, отвлекая его внимание от важнейших дел чисто военного значения; кроме того, бывшие иногда случаи злоупотреблений со стороны отдельных полицейских чинов, выражавшихся в незаконных льготах какому-либо иностранцу, нелегальном оставлении его спокойно жить на месте и т. п., возбуждали сильное неудовольствие среди значительно настроенного против немцев местного латышского населения, приписывались молвой ген.-л. Курлову, хотя он просто был лишь неосведомлен о таковых случаях, и вызывали крайне тягостные нарекания на него и на местных властей, отражающиеся и в показаниях при расследовании почти всех свидетелей – местных жителей, и в речах членов Государственной Думы (кн. Мансырева, Гольдмана, Залита и др.).
Наложение генерал-лейтенантом Курловым взысканий на лиц германофильского направления
В печатном «Отчете» ген.-л. Курлова указаны главнейшие случаи назначения им воспрещения пребывания в Прибалтийском крае, высылки в отдаленные губернии на время войны и иных взысканий нескольким местным дворянам, пасторам и другим лицам германофильского направления; как видно из данных расследования, все эти случаи наложения ген.-л. Курловым административных взысканий последовали после производства каждый раз дознаний и удостоверения в справедливости тех или иных фактов. Был случай признания высшими властями несоответственности распоряжений сего рода, отдававшихся ген.-л. Курловым: так, когда за демонстративные выходки после взятия нами Перемышля двух видных германофилов (из начальствующих лиц Митавской Дворянской гимназии) ген.-л. Курлов ограничился только устранением их на все время войны от должностей, Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Алексеев счел необходимым телеграммой (27 марта 1915 г.) указать ген.-л. Курлову, что «оставив в силе принятую им на сей раз меру, он считает наиболее соответственным в подобных случаях назначение высылки».
Характеристика чинов канцелярии генерал-лейтенанта Курлова как Особоуполномоченного
Ко всему изложенному необходимо добавить, что немало нареканий на ген.-л. Курлова было вызвано вследствие несоответственного поведения и образа действий окружавших его лиц. Контингент чинов канцелярии и лиц, числившихся при Особоуполномоченном для поручений, выбранных самим ген.-л. Курловым, состоял, как согласно между собой свидетельствуют вполне компетентные лица, опрошенные при расследовании (бывший Лифляндский губернатор, в должности шталмейстера, действительный статский советник Келеповский, Лифляндский вице-губернатор коллежский асессор Подолинский, бывший начальник Лифляндского губернского жандармского управления ген.-л. Волков и др.), по большей части из молодых людей совершенно неопытных, не отвечавших своему назначению ни в нравственном, ни в служебном отношениях, навязанных, по некоторым сведениям, ген.-л. Курлову влиятельными рекомендациями, которым он не счел удобным отказать. Эти молодые люди в Риге, не стесняясь, кутили и пили с женщинами, говорили публично по-немецки и вообще производили самое отрицательное впечатление своим вызывающим поведением, расточительностью и поддержанием близких сношений с местными немецкими кругами. Те лица, которым по служебным обязанностям приходилось постоянно иметь дело с канцелярией ген.-л. Курлова, удостоверяют, что дела в этой канцелярии велись достаточно небрежно, чины ее относились к делу без всякого интереса, и в связи с отсутствием у них опыта и достаточных знаний и при наличии легкомысленности канцелярия Особоуполномоченного получила характер лишь ненужной передаточной инстанции для губернаторов и других учреждений, подчас даже тормозившей течение дел. Сам ген.-л. Курлов среди этой обстановки, по отзывам тех же свидетелей, резко отличался своей усидчивостью: он все почти время проводил в своем служебном кабинете, весьма редко куда либо выходя, но, может быть, посему деятельность его и имела несколько кабинетный, далекий от жизни и канцелярский отпечаток, мешавший ему как лично наблюдать местную жизнь и местные настроения, так и следить за поведением своих подчиненных, которым он, по-видимому, склонен был доверять; были случаи, что некоторые посторонние лица, например, б. прокурор Рижского окружного суда статский советник Моложавый, сочли себя вынужденными обратить внимание ген.-л. Курлова на неприличный образ действия чинов его канцелярии, но никаких результатов от этого, кроме обещания их «подтянуть», не последовало. Отчасти это, быть может, объясняется и замечавшимся у ген.-л. Курлова в последние годы некоторым упадком трудоспособности и проявлявшейся у него апатией, о чем свидетельствуют некоторые наблюдавшие его близко лица.
Лица, близкие генерал-лейтенанту Курлову во время пребывания его в Риге
Из прочих лиц, с которыми ген.-л. Курлов, проживая в Риге, поддерживал близкие отношения, были: б. Курляндский губернатор в должности егермейстера Набоков с семьей и бывший рижский нотариус, отст. ген.-м. Хмелевский.
Егермейстер Набоков пользовался несомненными симпатиями местных немцев-помещиков и был всем известен давним своим нерасположением к латышам. Дружеские отношения ген.-л. Курлова к егермейстеру Набокову и постоянное с ним общение, естественно, должны были весьма односторонне влиять на образ мыслей и настроения ген.-л. Курлова и в то же время давали повод местному населению считать его единомышленником егермейстера Набокова.
Отставной генерал Хмелевский до войны состоял нотариусом в Риге; затем по призыву на военную службу из ополчения он занял там же должность военного цензора. Дружеские отношения между Хмелевским и ген.-л. Курловым начались и поддерживались еще со школьной скамьи. Между тем Хмелевский пользовался в Риге заслуженной, как кажется, репутацией «дельца», очень близкого к немецким кругам, оказывавшего разного рода негласные услуги немецким предприятиям, как например, заводу Цейса и заводу «Проводник». Большая близость Хмелевского с ген.-л. Курловым давала повод говорить в рижском обществе, что «через Хмелевского можно у Курлова все сделать».