Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494

Темушев Виктор Николаевич

23 января послов приняли на дворе Ивана III. Непосредственно беседу вели бояре князь Василий Иванович Патрикеев, князь Семен Иванович Ряполовский и Дмитрий Владимирович. Позиции литовских послов князь Семен противопоставил вовращение к распределению земель при великих князьях московских Семене Ивановиче и Иване Ивановиче и великом князе литовском Ольгерде. В результате стороны со ссылкой на «незгоду» прежних времен отказались от малореальных проектов и начали решать «как межи государей пригожъ делу быти» ^{356} .

Литовская сторона сразу пошла на значительные уступки. Были забыты интересы в Новгороде, Пскове, Твери и оставлялись Москве ощутимые доходы с ряда новгородских волостей (чернокунства). Однако «новины», которые приобрел московский государь (Вязьму, Мезецк, Серпейск, Мосальск, Опаков, волости князей Воротынских, «отрубленную» часть Торопецкой земли), послы требовали вернуть ^{357} .

Через два дня там же и с тем же составом участников переговоры продолжились. На этот раз ряд заявлений был сделан московской

стороной. Во-первых, литовский великий князь предлагал московскому то, что и так ему принадлежит («онъ нашего же намъ поступается»). Во-вторых, хорошо бы было, чтобы Александр Казимирович поступился тем, что написано в грамотах времен великих князей московских Семена и Ивана Ивановичей и литовского Ольгерда; однако Иван III «выпускает» из тех грамот Смоленск и Брянск. В-третьих, предлагалось заключить соглашение по принципу, кто чем владеет («что ныне мы… дръжимъ къ своему государьству, то будемъ и дръжати; а что онъ держитъ къ своему государьству, то бы он и дръжалъ») ^{358} .

Таким образом, можно увидеть те две исходные позиции для ведения переговоров, что были представлены литовскими послами и московскими боярами. Наступало время поиска путей к сближению. В дальнейшем споры шли вокруг двух регионов — Вяземского княжества и смоленских пригородов с волостями, под которыми понимались и земли в верховьях Оки.

На первые уступки пошла литовская сторона: «для любви и докончанiя меж государей и кровного связка» Москве оставлялись вяземские князья со своими вотчинами, которые служили Ивану III; те же вяземские князья, которые оставались в подчинении великому князю Александру, должны были по-прежнему владеть своими дольницами в Вязьме. При этом судьба самой Вязьмы нужно было решить после заключения договора и брака. Смоленские города и волости послы пожелали сохранить за Смоленском ^{359} .

Чтобы решить судьбу смоленских владений, послы представили подробный список, составленный по памяти, а потому не содержавший многих пограничных волостей (например, князей Крошинских). Город Вязьма также был отнесен к числу смоленских ^{360} . Послы легко отступились от ряда волостей, которые считались «смоленскими из старины», но были представлены боярами как боровские (Трубна, Путын), медынские (Городечна, Нерожа, Дорожмиря Гора, Кнутова Дуброва, Сковородеск, Гостижа, Белые Вста, Вежки) и можайские (Турье, Тешинов, Сукрома, Ольховец, Отъезд) ^{361} . Представляется, что на то время новая административная принадлежность указанных волостей стала реальностью: они управлялись московскими властями и даже были заселены выходцами из центральных уездов. Определенным образом ряд волостей на левобережье р. Угры был отделен от своих старых центров уже в конце 1492 г., когда князь С.Ф. Воротынский завладел городами Бышковичи, Залидов, Опаков «с волостьми по Угру» ^{362} . Волости напротив указанных городов за Угрой (Городечна, Нерожа, Вежки и др.) были до этого времени интегрированы с другим московским центром.

Бояре крепко держались за Вязьму, которой, по их словам, «всей пригож быти за нашим государем» ^{363} . Ее даже предлагали в текст договора не вписывать, но чтобы держал ее московский князь. Однако такое условие не удовлетворяло московскую сторону. Продолжение переговоров было поставлено в зависимость от положительного для Москвы решения судьбы города. В результате послы «о Вязьме спустили, что Вязьма вся великому князю и в докончанье ее вписати» ^{364} .

После Вязьмы споры развернулись вокруг Мезецка и Любутска. Проблема Мезецка была связана с тарусскими князьями, часть которых в свое время (конец XIV в.) не смирилась с переходом их родового центра Тарусы к Москве и ушла на службу к Витовту, от которого и получила Мезецк с рядом волостей ^{365} . Даже была зачитана грамота великого князя Сигизмунда Кейстутовича на Мезецк. Литовская сторона соглашалась оставить Мезецким князьям на службе Москве только те волости, с которыми они прибыли в ВКЛ (Говдырев, Устье, Жабынь). Прочие, которые являлись пожалованиями великих князей литовских, сохранить за теми Мезецкими, которые остались на стороне ВКЛ.

Серенском еще при Ольгерде по половинам владели Москва и Вильно. Вероятно, во второй половине XV в. Серенск полностью принадлежал ВКЛ [44] , но был занят в конце 1489 г. князем Д.Ф. Воротынским, который направлялся на службу в Москву. Литовские послы решили пожертвовать этим городом, а за это получить целиком Мезецк. Однако бояре поставили другие условия: если желаете Мезецка — отказывайтесь от Любутска, если полностью Любутска — уступите Мезецк ^{366} . Серенск каким-то образом выпал из переговоров и в результате оказался под московской властью. Зато благодаря твердой позиции литовских послов за ВКЛ был закреплен Любутск, а Мезецк распределен по частям между государствами в соответствии с тем, кому служили те или иные Мезецкие князья ^{367} .

44

В договоре 1449 г. Серенск еще обозначен как совместное владение (ДДГ. №53. С. 161)

Совладение Мезецком и его волостями создавало фактор нестабильности

в регионе Верхней Оки. Недаром князь Иван Патрикеев отрицательно воспринял идею раздела по долям Вяземского княжеств: «Так нелзе быти, за все будут брани да жалобы» ^{368} . Положение Мезецка осложнялось тем, что Мезецкие князья Семен Романович и Петр Федорович находились в московском плену. Им предлагалось решить, на чьей стороне они останутся, но сделать этот выбор князьям пришлось уже после заключения договора (весной 1494 г.) ^{369} , а до этого времени об их владениях «позаботились». С большими сложностями по возвращению вотчины столкнулся князь Петр Федорович Мезецкий, который после получения свободы рискнул вернуться на службу великому князю литовскому. В свое время он приобрел у дяди Ивана Андреевича треть Мезецка («и в месте и в селех»). Эта довольно значительная часть княжества оказалась каким-то образом у еще одного мезецкого князя Михаила Романовича ^{370} . [45] Литовская сторона жаловалась, что и другие вотчины Мезецких князей — слуг великого князя Александра держат Белевские князья ^{371} . По литовским сведениям, мезецкими волостями Хостци, Орень и Бярятин управлял князь Дмитрий Воротынский ^{372} . Т.о., верным великому князю Александру Мезецким князьям не находилось места в родовом гнезде. Иван III же утверждал, что Мезецк целиком принадлежал ему («Месческ был весь наш»), и все, «что неписана в докончаше, ино то все наше» ^{373} . Характерно в этой связи восприятие летописцев: они перечисляли Мезецк среди городов, которые достались Ивану III («и городовъ отступишася великому князю Вязмы и Серпейска, и Мезетцка, и Воротынска, и Одоева и иныхъ по Утру реку» ^{374} ).

45

Трудно определить, захватил ли он сначала чужие владения и получил на это одобрение, или сразу действовал по согласованию с Иваном III.

Интересно, что на переговорах не развернулось большой дискуссии вокруг довольно значительных территорий вдоль течения р. Угры с «королевскими» городами ^{375} Мосальск, Серпейск, Бышковичи, Залидов, Опаков, Городечно и Лучин их многочисленными волостями (Недоходов, Лычино, Дмитров, Мощин и др.). Постепенно Серпейск, Городечно и волости [46] , потом Лучин, Дмитров и волости, Мосальск были сохранены за ВКЛ ^{376} . [47]

46

Волости Городечно, Ковылна, Демена, Ужепереть с середины XV в. в качестве вотчины принадлежали князьям Воротынским (АЗР. Т. I. № 57. С. 70; Lietuvos Metrica = Lithuanian Metrica = Литовская Метрика. V., 1998. Кн. 3 (1440—1498). P. 37,39). Удивительно, что от них так легко отказалась московская сторона. Возможно, ряд владений во второй половине столетия Воротынские утратили, например, после отъезда в Москву князя Ивана Михайловича Перемышльского (Воротынского), который мог ими владеть.

47

Дмитров в ходе переговоров обозначался то городом, то волостью.

Согласуясь со списком смоленских пригородов, составленным литовскими послами, московская сторона представила развернутый перечень городов и волостей, которых «поступился князь велики великому князю Александру» ^{377} . Все владения отбирались у князей Воротынских (Семена и Дмитрия Федоровичей), которые различными способами приобрели их и держали некоторое время под московской властью. Представляется, что одной из основных причин перехода князя Семена к Ивану III в ноябре-декабре 1492 г. ^{378} было обещание закрепить за ним те территории, с которыми он придет на московскую службу. В своей грамоте великому князю литовскому Александру князь Семен жаловался: «И твоя милость, господине, мене не жаловалъ, города не далъ и въ докончанья не принялъ, а за отчину за мою не стоялъ, а боярина моего, господине, не жаловалъ, не чтилъ, как отецъ твой нашихъ бояр жаловалъ, чтилъ» ^{379} . Пренебрежение интересами местных князей со стороны центральной власти ВКЛ имело результатом уход от нее. Под московской опекой князь Семен почувствовал заботу не только об обеспечении владениями, но и о реальной их защите. Когда после нападения войск ВКЛ на Серпейск и Мезецк он утратил значительную территорию, в регион был организован наиболее мощный за всю войну поход московских сил, которые попросту уничтожили здесь остатки власти ВКЛ. Таким образом, владение князем Семеном городами Мосальском, Серпейском, Бышковичами, Залидовом, Опаковом, Городечно и Лучином было твердо гарантировано московской военной помощью.