Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494

Темушев Виктор Николаевич

Л. Колянковский увидел смысл московского натиска на восточные литовские рубежи в 1486-1492 гг. в стремлении к территориальным приобретениям ^{61} . По словам историка, еще в 1485 г. через своих послов Литва заявляла о московских грабежах и разбоях на окраинах ВКЛ ^{62} . Он отмечает разорение Мценска рязанскими отрядами в начале мая 1486 г. Автор дал подробный разбор конфликтов на пограничье до 1492 г., прерывающихся смертью Казимира Ягайловича, а потом продолжившихся московскими атаками на города ВКЛ при Александре Казимировиче и прекратившихся с заключением мира 5 (7) февраля 1494 г. ^{63} Польский исследователь не пользуется термином «война», но, по существу, время боевых действий определяет с 1486 по 1494 г.

В другой работе Л. Колянковский утверждал, что натиск Ивана III на литовские восточные земли фактически начался после присоединения к его империи Новгорода, но непрекращающиеся войны продолжались с 1487

г. С начала 1492 г. великий князь московский выступал уже с требованием передачи ему ряда городов и волостей ^{64} .

В исследовании С.М. Кучиньского, посвященного чернигово-северским землям под властью ВКЛ, конкретные даты московско-литовского противостояния конца XV в. выделить сложно. Значительные московские наезды на Верховские княжества начались с 1484 г., но происходили они и в 1470-1474 гг. ^{65} На основании упоминания в источниках московских «наездов», относящихся к периоду до 1485 и 1487 гг. (на которые опирались соответственно Л. Колянковский и Ф. Поппэ), С.М. Кучиньский передвигает датировку начала военных действий к 1468-1470 гг. ^{66} Сравнение и даже отождествление ситуации, сложившейся в московско-литовском пограничье к 1470 г., с конфронтацией сторон в 1480-х гг., сильно преувеличено. Ссылка лишь на одну неопределенную фразу, произнесенную пытавшимся оговорить московского государя послом Казимира в Большую орду Киреем («понеже бо многаа истома земли моей от него (Ивана III. — В. Т.)») ^{67} ,не дает оснований продлить войну еще на полтора десятка лет.

Историк считал, что не следует считать первым годом московско-литовской войны 1492 г., когда только усилилась военная активность и приблизилось окончание 20-летней необъявленной пограничной войны ^{68} . Еще до указанного года в порубежных делах использовались регулярные полки. «Явной войной» выглядит поход под стены Воротынска 1489 г., когда туда двинулись 11 московских воевод ^{69} . Эскалация войны в 1492 г. не сопровождалась ее объявлением, не существует конкретных известий о начале конфронтации. По словам Кучиньского, «формально оба правительства не называли своим именем то, что происходило фактически» ^{70} . В итоге историк предлагает либо признать войну двадцатилетней — между 1473-1493 гг. — «войной среди мира», либо считать буквально, что ее не было, а первая московская война развернулась в 1500-1503 гг. ^{71}

Г. Ловмяньский вслед за другими историками выделял период пограничной войны во время мира («wojna kresowa podczas pokoju»), относимый к 1486-1492 гг. Он включал пограничные столкновения, которые имели двоякий характер: 1) действия московских отрядов и 2) дела пограничных князей ^{72} . После диверсионных операций, которые так и не привели к серьезной конфронтации, началась первая московская война, закончившаяся «вечным» миром ^{73} .

И, наконец, Г. Блащик считает, что в начале правления перед Александром Ягеллончиком стояла проблема завершения войны с Москвой, которая была урегулирована в 1494 г. ^{74} Первая московская война продолжалась с 1492 по 1494 г., но ей предшествовали события, которые определил А.А. Зимин как «странную», а Л. Коленковский — «пограничную войну». Истоки той войны историк предлагает искать в отъездах к Москве верховских князей. Последние также сыграли ключевую роль во всем конфликте ^{75} .

Таким образом, можно заметить, что большинство польских историков почти единодушно распространяют время московско-литовского противостояния на 1486-1494 гг. (с определенными нюансами). Существенным является разделение войны на два этапа, для которых рубежом является 1492 г. — год смерти короля Казимира и время перелома в истории ВКЛ. Но С.М. Кучиньский представил убедительную критику такого подхода, заставив связать все события в единую войну.

Разработка проблем литовско-московских отношений конца XV-начала XVI в. в украинской историографии ведется не столь автивно, как у соседей. Вероятно, это связано с тем, что значительная часть литовско-московского пограничья указанного времени оставалась за пределами современной территории Украины. Исключением является Северская земля, истории которой уделено серьезное внимание Е.В. Русиной. При рассмотрении судьбы Северщины в межгосударственных отношениях конца XIV- начала XV в. исследовательница коснулась и событий, относящихся к периоду первой московско-литовской пограничной войны. По Е.В. Русиной, военные пути решения проблем в отношениях двух государств были выбраны в 80-х гг. XV в. «Точнiше датувати початок вiйни мiж Московщиною та ВКЛ неможливо», — утверждает автор со ссылками на работы А.А. Зимина, С.М. Кучиньского и И.Б. Грекова ^{76} . Ареной военных столкновений в первый период войны стало Верхнее Поочье, а основным их содержанием стали переходы местных князей на московскую службу. После смерти короля Казимира (июнь 1492 г.) в связи с разделением верховной власти (великим князем литовским стал Александр

Казимирович, а польским королем — Ян-Ольбрехт) позиции ВКЛ оказались ослабленными, чем воспользовался московский великий князь Иван III, активизировавший военные действия в том же регионе ^{77} . По сути, Е.В. Русина замыкает весь ход первой пограничной войны на одном Верхнем Поочье и только на заключительном этапе связывает его с Северщиной. Анализируя условия «вечного докончанья» 1494 г., автор критикует распространенное представление о присоединении территории северских земель к владениям Ивана III, которое «безперечно, пов'язано з вiдсутнiстю чiтких уявлень про локалiзацiю даного регiону» ^{78} .

По Н.Н. Яковенко, до последней четверти XV в. Вильна и Москва «визнавали взаемний паритет сил на пiдставi територiяльного розподiлу, що склався ще за Вiтовта» ^{79} . Ситуация начала меняться после прихода к власти в Великом княжестве Московском энергичного Ивана III, при котором исчезла нейтральная полоса земель, разделявшая двух конкурентов (к Москве были присоединены Новгород, Тверь и Рязань), начался отток «с отчинами» на московскую службу верховских князей и, наконец, произошел ряд перманентных войн 1492-1494, 1500-1503, 1507-1508 гг. В результате великий князь литовский, уступая шаг за шагом позиции, был вынужден признать новую реальность, согласно которой ВКЛ теряло все бывшее Черниговское княжество в составе 319 городов и 70 волостей ^{80} . В другой своей работе Н.Н. Яковенко называет уже другую датировку первой из «зятяжних» войн с Москвой — 1487-1494 гг. и обозначает потерю ВКЛ почти трети территории с Чернигово-Северщиной и таким важным стратегическо-торговым центром, как Смоленск ^{81} .

«Боротьба на межi XV-XVI ст. мiж Руссю та Литвою за давньоруськi землi» рассматривается в диссертационном исследовании и ряде опубликованных работ украинского историка А.А. Казакова (часть — в соавторстве) ^{82} . Обращая внимание на существование «белых пятен» в московско-литовских отношениях, А.А. Казаков отмечал: «маловивченою залишаеться прикордонна вiйна 1486-1494 pp»., а также «дипломатичнi стосунки в першiй половинi 80-х рокiв XV ст. (до 1487 р.)» ^{83} . Таким образом, уже в начале работы представлена непривычная датировка первой московско-литовской пограничной войны. Целью диссертационного исследования заявлено «конкретне i всебiчне вивчення складно"i i вкрай напружено"i вiйськово-полiтичноi боротьби мiж Московською державою та Великим князiвством Литовським, що тривала в кiнцi XV — на початку XVI ст. за давньорусью землi та встановлення i"i наслiдкiв» ^{84} . По утверждению автора, им впервые осуществлен военно-аналитический обзор московско-литовских войн конца XV-начала XVI в. ^{85} Однако при ознакомлении с текстом напрашиваются совсем другие выводы. Работа представляет собой компиляцию и даже прямой плагиат из исследований М.К. Любавского, К.В. Базилевича, А.А. Зимина, А.Л. Хорошкевич, М.М. Крома и др. Во многих местах текст состоит из переводов на украинский язык выдержек из их работ, часто без ссылок ^{86} . Несмотря на полный и добротно составленный обзор источников, реально использованы только посольские книги и некоторые летописи. Новая датировка пограничной войны, как выясняется при ознакомлении с текстом диссертации, исходит не из самостоятельного анализа источников, а заимствована у К.В. Базилевича, писавшего о том, что русско-литовские «порубежные столкновения происходили с начала восьмидесятых годов, но серьезный характер они приобрели лишь с конца 1486 г». ^{87} .

Историко-географические погрешности диссертации вопиющи. По утверждению автора, к западу от владений князей Воротынских располагались вотчины родственных им князей Новосильских; в западной части Смоленского повета сохранялось Вяземское княжество ^{88} . Ошибочное отождествление двух городов с одинаковым названием Ржева (Ржева Пустая и Ржева Володимерова) привело к пространным измышлениям о московско-литовской борьбе за верховья Волги ^{89} . Кроме того, названия некоторых географических объектов в диссертации искажены, ряд волостей отнесен не к своим центрам (например, новгородские к числу торопецких), заимствованы устаревшие историко-географические представления (например, о размещении вотчин князей Глинских в верховьях р. Москвы) ^{90} .

В итоге можно утверждать, что заявленный пересмотр «застарiлих положень та оцiнок, що мали мiсце в iсторичнiй науцi» в диссертации А.А. Казакова не может быть признан по причине прямых заимствований этих положений и оценок из работ других исследователей. Новая интерпретация событий, к которой стремится автор, заметна только там, где ошибочно трактуется историко-географический контекст, а выводы хоть и соответствуют современным представлениям, но не оригинальны.

При сравнении двух работ, освещающих проблему московско-литовских отношений на рубеже 70-80-х гг. XV в., первая из которых написана А.А. Казаковым в соавторстве с В.М. Мордвинцевым, а вторая самостоятельно, обнаружилась практически полная идентичность текстов.