Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494

Темушев Виктор Николаевич

* * *

Так обобщенно представляются формы ведения войны. Нужно отметить общую связь, запланированность и целесообразность всех мероприятий, которые осуществлялись на разных уровнях московской власти. По мнению К.В. Базилевича, в московских нападениях на пограничные земли ВКЛ, несмотря на кажущийся хаотичным характер, «отсутствовал элемент случайности или личной инициативы отдельных московских вотчинников» ^{144} . Как замечал А.А. Зимин, на юго-западе страны Иван III сам руководил военными дйествиями ^{145} . Что же могло противопоставить Великое княжество Литовское такой мощной организации и подготовленности к ведению войны?

На восточной границе ВКЛ была создана система

обороны. Она начала складываться еще в начале XV в., когда сформировалась московско-литовская граница ^{146} . Во главе ряда периферийных княжеств и владений был поставлен смоленский наместник, который, кроме прочего (например, сбора дани), выполнял функции военного руководителя, главы ополчения. По словам М.К. Любавского, Смоленский повет с московской стороны был окружен «поясом княжеств и владений, отдававшихся в судебно-административном отношении наместникам, причем все эти княжества и владения в Смоленске имели свое военно-политическое средоточение» ^{147} . Однако далеко не все пограничные княжества и владения подчинялись государственным наместникам. Наместники были только в Мценске, Любутске, Серпейске, Брянске и Торопце. Другие города оставались центрами княжеских владений разной степени зависимости от великокняжеской власти.

Великий князь литовский имел возможность вмешиваться в земельные дела в пограничных княжествах. Известно, что в Вяземском княжестве хлепенской волостью Рогачев владел сын пана Ивана (Яна) Ходкевича, а в непосредственной близости от московской границы расположились князья Крошинские и Глинские ^{148} . Разбавление среды местных князей выходцами из других областей ВКЛ в определенной степени гарантировало интеграцию периферии с центром. К тому же пришлые земелевладельцы занимали самый край государства, на пути возможного удара с московской стороны.

Система обороны Вяземского княжества доказала свою устойчивость ^{149} . Методичное давление на вяземское пограничье не привело к ожидаемому результату. Подавляющее большинство вяземских землевладельцев осталось верным великому князю литовскому. В конце 1492 г. на сторону Москвы перешел только князь Андрей Юрьевич Вяземский, вотчиной которого было единственное село с деревнями на Днепре. Правда, в самой Вязьме он владел дворами, собирал пошлины, имел казну и людей ^{150} . Все его владения достались старшему Вяземскому князю Михаилу Дмитриевичу ^{151} .

Не все подобные шаги против верховских князей ^{152} имели успех. Сдерживать своевольные стремления местных землевладельцев должен был ряд наместничеств ВКЛ, прежде всего — Мценское и Любутское. После многочисленных походов, осад и опустошений окрестностей в ходе войны Любутск стал анклавом в окружении московских владений, Мценск превратился в форпост, выдвинутый далеко на правую сторону Оки. Все остальное правобережье уже было московским ^{153} .

Однако зыбкая среда верховских князей не выдержала. Ряд привилеев, сохранявшихся или появлявшихся у пограничных князей, оставлял возможность отказаться от службы господарю (послать ему «отказ» или «целование королю с себя сложить») и перейти на московскую сторону вместе с вотчинными владениями [13] . Это обстоятельство в сочетании с московским давлением и конфликтом внутри корпорации облегчало присоединение верховий Оки к Москве.

Тем не менее расширение московской власти на верховья Оки не было простым делом и во многом зависело от позиции местных князей ^{154} . Даже военный захват не гарантировал присоединения определенной территории к Москве. Московские походы 1492-1493 гг. затронули Любутск, Мценск, Мезецк, Серпейск, Мосальск, Опаков. Большинство из них, за исключением Мезецка и Серпейска, было сожжено. Однако ни один из Мосальских князей не перешел на службу к великому

князю московскому, а три других сожженных города (Любутск, Мценск, Опаков) принадлежали не удельным князьям, а управлялись великокняжескими наместниками или частными владельцами. Присоединения их к Москве в 1494 г. не произошло. У Опакова была занята только часть волости, которая заходила на левый берег р. Угры [14] . Таким образом выравнивался участок границы, естественным обозначением которой на значительном протяжении стала р. Утра.

13

Первый случай, когда князь, который перешел на службу к другому правителю, не сохранил за собой свою вотчину — бегство в Москву князя Федора Ивановича Вельского.

14

В грамоте 1494 г. говорится о том, что за ВКЛ сохранился Опаков по Угру (ДДГ. № 83. С. 330). Значит, можно сделать вывод о том, что у города была территория и за Угрой, которая теперь отходила до Москвы.

Территории, на которых московская власть не имела достаточно твердой опоры, оставлялись, возможно временно, за ВКЛ. Переход на московскую службу пограничного князя также не гарантировал распространения новой власти на все его владения. Воротынские князья, которые владели большим массивом земель вдоль течения Угры, после перехода на московскую сторону практически все потеряли, несмотря на то что эти земли были их вотчинными владениями. В обороне границ государства правительство ВКЛ делало ставку на князей Воротынских, которая, очевидно, не оправдалась ^{155} .

Если окинуть взглядом всю протяженность московско-литовской границы, испытавшей военные действия первой войны, то можно убедиться, что территории под великокняжеским управлением в полном составе сохранились за ВКЛ. Под московским давлением была утрачена часть владений верховских князей. Но главное сохранилось — Мценско-Любутское наместничество и линия обороны вдоль Угры ^{156} . Вяземские князья держались, но не смогли ничего противопоставить зимнему 1492/1493 гг. наступлению мощного московского войска (5 полков во главе с воеводой Даниилом Васильевичем Щеней) ^{157} . Вяземское княжество было полностью присоединено к Москве и постепенно стало средоточием поместного землевладения ^{158} .

Тенденция преобразования Вяземского княжества в край поместного землевладения хорошо иллюстрирует последовательную политику московских властей. Возможность утраты пограничного региона, в котором к тому же оставались на своих местах местные землевладельцы, могла сохраняться довольно долго. Гомейская земля в 1537 г. была возвращена ВКЛ во многом из-за того, что после московского захвата в 1500 г. из нее не была выведена местная шляхта. Насаждение поместного землевладения с одновременной ликвидацией местного вотчинного свидетельствует о стремлении твердо закрепиться в только что присоединенном регионе. Политически ненадежные вяземские землевладельцы, многие из которых были насильно приведены к присяге, не могли служить опорой московской великокняжеской власти.

Системе обороны восточной границы ВКЛ, основу которой составляли периферийные княжества и наместничества, противостояла подобная система удельных княжеств Великого княжества Московского. Явно намеренным выглядит выделение литовскому беглецу князю Федору Ивановичу Вельскому вотчины в новгородских землях на границе с Торопецким поветом ВКЛ ^{159} . Именно отсюда организовывались набеги людей князя Вельского на торопецкие волости в 1489 и 1490 гг. Непосредственно против Вяземского княжества были направлены действия великого князя Ивана Ивановича Молодого из Тверской земли и удельного князя Андрея Васильевича Углицкого из Можайска. Рядом с границей размещался также массив земель Волоцкого удела князя Бориса Васильевича (Волок Ламский, Ржева, Руза, Вышгород, Шопкова слобода). Из Ржевского уезда оказывалось давление на Торопецкий повет.