Первая пуля – последняя пуля
Шрифт:
– Давай встретимся в парке Победы через полчаса. На том самом месте, где происходило наше первое рандеву.
– Годится.
Полковник убрал мобильник в карман и с улыбкой повернулся к Станиславу:
– Лед тронулся, Стас. Обратного пути уже нет. Арсен раздобыл номер телефона, по которому можно выйти на связь с Боксером.
– Ну, дело осталось за малым, – в предчувствии больших событий Крячко находился в приподнятом настроении. Глаза его азартно блестели, и сам он весь будто светился изнутри. –
– Нет, – Гуров улыбнулся. – Дело осталось за тем, чтобы взять Боксера.
– Это раз плюнуть!
Несмотря на бравурные фразы, которыми они перекидывались в пути, напарниками владело внутреннее напряжение. Каждый по-своему готовил себя к предстоящему опасному мероприятию, вырабатывал свой четкий план действий.
В СИЗО сыщиков из главка приняли не очень радушно. Хмурый голубоглазый майор с взлохмаченной шевелюрой, на которой с трудом умещалась его форменная фуражка, дважды придирчиво осмотрел документы оперативников, затем не менее вдумчиво изучил врученное ему Гуровым предписание и двумя пальцами активно поскреб свой большой бугристый нос с шелушившейся кожей.
– Надеюсь, вам не надо напоминать, что с этого момента вы и только вы несете полную ответственность за подследственного Ружакова. За все его действия и поступки…
– Нет, нам не надо об этом напоминать, – оборвал майора Крячко. – Мы уже взрослые мальчики и работаем в Главном управлении.
Майор не принял его юмора. Вернув сыщикам личные документы и убрав предписание, завизированное генерал-лейтенантом милиции Петром Николаевичем Орловым, давно и бессменно возглавлявшим МУР, в верхний левый ящик, поднялся из-за стола.
– Подождите здесь, – все так же неприветливо бросил он и удалился.
Гуров долго стоял, пока шаги майора не стихли в холодных коридорах следственного изолятора, затем повернулся и сел на один из жестких стульев с высокой спинкой. Крячко остался на ногах, глядя на забранные решеткой окна и заложив руки за спину. Из недр СИЗО до слуха сыщиков доносились самые разнообразные звуки, от звона ключей до дикого нечеловеческого рычания. Кого только не держали в этом заведении по нескольку месяцев!
Голубоглазый майор вернулся минут через шесть в сопровождении Ружакова. Запястья Кулака сковывали самозатягивающиеся наручники новой модификации. Узкое длинное лицо осунулось еще больше, под глазами наметились синие круги, щетина стала похожа на сплошную серую массу, будто нанесенную на лицо Ружакова неравномерными мазками художника.
– Не думал, что увижу вас снова, – Кулак продемонстрировал оперативникам слабую улыбку.
Голос звучал глухо, но это было единственное, что выдавало внутренне состояние заключенного. В остальном Кулак старался держаться с явным достоинством.
– Прошло всего несколько часов, а я, как видишь,
Тот покорно исполнил распоряжение старшего по званию, демонстрируя свое неудовольствие только хмурым раздосадованным взглядом. Наручники звякнули, и Кулак машинально растер затекшие запястья. Только человек, испытавший на себе лично тяжесть этих браслетов, мог понять, насколько свободнее дышалось, когда их снимали.
– Оставьте нас на десять минут, майор, – отдал новое распоряжение Гуров.
Сотрудник СИЗО опять ретировался из помещения, оставив двух оперативников из главка наедине с Антоном Ружаковым. Кулак стоял на прежнем месте, как мраморное изваяние, наблюдая то за Гуровым, то за Крячко из-под кустистых бровей. Ему удалось поспать в камере немногим больше сыщиков, а потому взгляд красных воспаленных глаз Ружакова был слегка блуждающим.
– А я уж решил, что вы пришли выпустить меня на свободу, – он иронично скривил губы.
Гуров забросил ногу на ногу и поправил полу пиджака.
– Все может быть, Кулак, – произнес полковник с загадочным прищуром. – Все может быть. Во всяком случае, я определенно точно могу сказать, что судьба решила предоставить тебе еще один шанс для спасения души. Если так можно выразиться. Судьба в нашем с полковником Крячко лице. Я не обещаю тебе никаких золотых гор, полного снятия всех обвинений… Но могу точно гарантировать, что все твои недавние подвиги будут расценены именно как самооборона.
– Это и была самооборона, полковник, – упрямо заявил Кулак, и его тонкие губы сжались в единую линию.
– Но отвечать перед законом так или иначе тебе все равно придется. Слышал поговорку о единожды солгавшем?
– В детстве.
– Так вот, это очень верная и очень правильная поговорка. Единожды солгавшему не верят уже ни при каких иных обстоятельствах, Кулак. То же самое происходит и с преступниками вроде тебя… Единожды преступив закон…
– Давайте без нравоучений, Лев Иванович, – устало уронил Ружаков, будто сбрасывал с собственных плеч тяжелую и непосильную ношу. – Вам что-то нужно от меня? Вы ведь пришли сюда ради какой-то сделки? Правильно?
– Правильно, – Гуров посчитал бессмысленным запираться. Тем более что, как он сам считал, время поджимало их со Станиславом. – Ты необычайно прозорлив, Кулак. Похвально. Не буду скрывать от тебя истинного положения вещей. Нам нужны те, кто затеял на тебя охоту. Мы установили личность главаря группировки, и у нас имеется план, каким образом можно осуществить его задержание.
– В этом плане имеется и для меня скромная роль?
– Имеется.
– Осмелюсь предположить, что это роль наживки. Верно?