Первое дело Карозиных
Шрифт:
– Ну что ж, полагаю, что сегодня уже поздно, чтобы отправляться в погоню за Любчинской, нам с вами потребно подумать, как мы будем действовать дальше. Сожалею, но мне придется быть завтра в университете, студенты, знаете ли… А вам, сударь, я бы тоже не рекомендовал ехать в это самое Дубово: с одним английским вы там ничего не узнаете. А Любчинская – дама решительная, к ней нужно будет подобраться осторожно.
– А я? – воскликнула Катенька.
– Ну тебя-то я одну и подавно не отпущу! Достаточно ты уже здесь набегалась.
– Но Никита, ведь нам нельзя медлить! Она может весьма не надолго задержаться в своем имении.
– Понимаю,
– Вспомнила! – вдруг воскликнула Катенька. – Я поеду с поручиком Давыдовым.
– С каким поручиком Давыдовым? – не понял Карозин.
– Ну как же, Никита Сергеевич, я же тебе о нем рассказывала. Владимир Николаевич Давыдов, поручик, жених пропавшей Даши Беретовой. Он весьма достойный молодой человек и не откажется помочь. К тому же ведь речь пойдет о жизни его невесты. Я уверена, что Любчинская забрала Дашу с собой: та слишком много знает, а убить ее актриса скорее всего не успела, или не решилась. Возможно, Любчинская еще как-то собирается использовать ее.
– Постой, Катенька, я вспомнила, ты говорила, что этот самый поручик разорвал свою помолвку с Дашей. Так с какой стати ему ввязываться в сомнительное приключение?
– А с такой, что он ее любит и искренне сожалеет о разрыве! Я уверена, что он с радостью согласится помочь, когда узнает, что Даша в опасности и что ее обманом завлекли в это гибельное дело.
– Ну хорошо-хорошо! – сдался профессор. – Ты меня убедила. Но я хотел бы сам переговорить с поручиком перед вашим отъездом.
– Тогда поедем к нему прямо сейчас. Я собираюсь завтра выехать достаточно рано, чтобы хотя бы засветло попасть в это самое Дубово. Надо будет расспросить прислугу: что-то я не припомню такой деревеньки.
Несчастный профессор осознал, что ему опять не светит быстро очутиться дома. Супруги распрощались с принцем, который выразил надежду на успех завтрашней Катенькиной поездки. Затем Карозин взял жену за локоток и решительно направился в сторону Арбатского переулка.
На их счастье поручик Давыдов оказался дома. Он был весьма обрадован появлением Катеньки и ее супруга, которого она сразу представила поручику, объяснив, что им необходимо срочно поговорить. Владимир Николаевич выразил горячее желание все узнать, как только понял, что речь пойдет о Даше. Сначала заговорила Катенька.
– Сударь, я узнала, что ваша бывшая невеста стала жертвой ловкой мошенницы и совершенно безжалостной женщины – актрисы Любчинской. Я предполагаю, что Любчинская увезла Дашу с собой в свое имение. Хуже всего, что, по всей видимости, бедную девушку приучили к смеси опиума и гашиша. Именно поэтому она так странно вела себя в последнее время. Ее руками Любчинская совершила преступление.
– Боже мой! – воскликнул Давыдов. – Где она? Я должен ее спасти! Я никогда не прощу себе, если Даша погибнет.
– Успокойтесь, сударь, – вмешался профессор. – Мы пришли к вам именно за тем, чтобы убедиться в том, что вам не безразлична судьба Даши. Теперь я вижу, что на вас можно положиться. Сейчас уже довольно поздно. Но я надеюсь, что вы согласитесь завтра сопровождать мою супругу в Дубово, где и может находиться Любчинская с вашей невестой. Мы сочли, что вам лучше будет поехать именно вдвоем, так как вы еще не знаете всех обстоятельств дела. Катерина Дмитриевна посвятит вас в подробности по дороге. Согласны ли вы с этим предложением.
– Разумеется, сударь, – пока говорил Карозин, поручик успел взять себя в руки, и теперь только биение жилки
– Прекрасно, – удовлетворенно потер руки профессор, успокоенный на счет попутчика для Катеньки. – Завтра к восьми утра будьте готовы, а если это в ваших силах, постарайтесь разыскать извозчика, знающего дорогу в эту самую деревеньку.
– В этом нет необходимости, я сам прекрасно знаю дорогу. Наш полк проезжал мимо, возвращаясь с учений. Это было прошлой осенью, так что я прекрасно помню дорого.
– Прекрасно. Тогда заезжайте завтра за Катериной Дмитревной, а сейчас позвольте откланяться, так как день у нас был весьма насыщенный.
На следующий день ранним утром Катенька попрощалась с мужем, который перекрестил ее и пожелал удачи, села в коляску к поручику Давыдову и отбыла в Дубова, весьма надеясь, что этой поездкой наконец-то все завершится. А сам Никита Сергеевич отправился в университет, в очередной раз пытаясь вложить толику знаний в головы бесшабашных студиозусов. Сказать по правде, на сердце у профессора было весьма гнило. Отчего-то тревожные предчувствия никак не хотели покидать его. По дороге Карозин перебрал в голове, все, что мог, пытаясь успокоиться и уверить себя, что с Катенькой все будет в порядке, так как на этот раз она не кинулась очертя голову в очередную авантюру, а отправилась под защитой человека военного, имеющего при себе пистолет.
К обеду беспокойство Никиты Сергеевича возросло еще больше, хотя он прекрасно понимал, что супруга его и поручик едва ли доехали до деревеньки. Придя домой, он решил попробовать расспросить прислугу, где это самое Дубово находится. Оказалось, что кухарка Груня прекрасно знает деревеньку, так как у нее от туда родом свояченица, торгующая на рынке зеленью. До деревне этой было всего-навсего пару часов езды по тракту, а затем еще около часа по проселочной дороге.
Профессору подумалось, что в таком разе стоит ожидать Катеньку к вечеру домой. Это соображение слегка подняло ему дух, так что пообедал он с обычным своим аппетитом. Однако вечером Катенька не вернулась. Никита Сергеевич не находил себе места, поминутно вскакивал и подходил к окну: все ему мерещился стук копыт. Но каждый раз выяснялось, что у подъезда никого нет. Ближе к полуночи у Карозина разыгралась мигрень и он лег в постель. Но сон не шел. Никита Сергеевич ворочался с боку на бок, уговаривая себя, что дела у Катеньки и поручика могли обернуться так, что им пришлось заночевать и вернутся они утром. Однако сознание упорно рисовало ему картины одна страшнее другой.
Что бы отвлечься, профессор стал последовательно возводить в степень двойку, но упрямая цифра ускользала и корчила ему рожи, стоило только дойти до седьмой степени. Никита Сергеевич чертыхался и начинал сначала… Уснуть ему удалось только под утро, и то сон его был крайне тяжелым и обремененным кошмарами. Во сне Катенька билась, заживо замурованная в колодец, плакала и звала мужа. Лишь утренние лучи солнца избавили Карозина от мучений.
Он встал, оделся, впервые в жизни отказался от завтрака, потребовав лишь чашку крепчайшего кофе, залпом его проглотил, обжегся, закашлялся, чертыхаясь, и, мучимый головной болью и душевными терзаниями, поплелся в университет. Студенты во время лекций не узнавали Никиты Сергеевича, который был невероятно рассеян и дважды ошибся, доказывая теорему Абеля-Дирихле, что ранее никогда с ним не происходило.