Первое открытие
Шрифт:
«Сколько же времени уйдет на сдачу такого товара в Петропавловске и в Охотске? – подумал Невельской. – Приемка их камчатскими служащими затянется, и все это за счет времени, потребного на исследования. К тому же товары бог весть какого качества. Да все их и не взять на транспорт. “Байкал” мал для такого количества неупакованных грузов. Может быть, если уложить, упаковать в места, только тогда все примем на борт».
– Необходимо, господа, уложить все. Принимать грузы будем по количеству мест. В противном случае мы не
– Это как вам угодно! – ответил старичок.
– Что вы, господин капитан! Так еще никогда не было! – сказал толстый. – Да это и невозможно.
Интенданты наперебой заговорили, что еще никогда и никто не отправлял товары на Камчатку запломбированными местами, что от этого бывают только злоупотребления, а потом обвиняют интендантов, тогда как виноваты не они, а моряки. Интенданты говорили тоном, не допускающим возражений. Это был народ сытый и самоуверенный.
– Я не стану считать штуки холста и кожи! – строго возразил Невельской. – Это не мое дело.
Он приказал подать сукно. Кладовщик начал поднимать и развертывать куски. Невельской, подойдя к полукруглому окну, сквозь грязные стекла которого солнце еле пробивалось в темную сырость склада, снял перчатки и стал рассматривать сукно. Как опытный морской офицер, много лет плававший на кораблях, он разбирался в таких вещах.
– Гнилье! – заметил он и легко разорвал сукно. Пыль столбом ударила из разрыва. – Безобразие, господа! – Он разорвал сукно дальше и бросил его на пол.
Интенданты взяли кусок и стали рассматривать его с таким видом, будто это для них было новостью. Они о чем-то перешептывались.
Кожа и холст тоже никуда не годились.
Все было прелое и гнилое. Очевидно, в «камчатские кучки» сваливали гнилье, отбросы.
Пузатый интендант стал уверять Невельского, что товары не так уж плохи, что испокон веков лучшего на Камчатку и не посылали.
– Это не оправдание, а позор, что лучшего на Камчатку не посылали, – ответил Невельской. – Там ждут товаров, казна строит корабли, посылает кругосветным, офицеры и матросы подвергаются опасностям, а в трюме будет лежать гниль!
– У нас другого нет! – ответил интендант.
– Как это нет?! – краснея, закричал на него Невельской. – Как вам не стыдно! Мы не в игрушки играем, господин интендант! Как это в России не найдется доброкачественных товаров для Камчатки?
– Позвольте, позвольте! – обиженно заговорил пожилой интендантский офицер. – Не следовало бы забываться.
– Другого нет-с, – самоуверенно твердил пузатый. – Что положено!
– Лучше нет! – повторил кладовщик.
– Да еще как рвет сукно! – бормотал молодой интендантский офицер, бережно складывая обратно в кучу брошенные и разорванные Невельским гнилые образцы.
Начальник склада, важный, сухой старик в железных очках и в фуражке с выцветшим зеленым околышем над такими же выцветшими глазами,
– Иного товара нет! – ответил он.
– Я буду требовать, господа! Это ваша обязанность.
– Вы не на корабле! Мы знаем свои обязанности! – строго ответил начальник склада.
Чиновники не испугались. Они и слышать не хотели про замену и упаковку товаров.
– Другие берут и бывают очень довольные, – тихо сказал Невельскому пожилой чиновник, намекая на взятку.
– Придет еще, поклонится, – сказал пузатый, когда капитан уехал.
– Прыткий! – заметил начальник склада.
«Построили для интендантов и казнокрадов», – подумал Невельской, проезжая по берегу канала мимо кирпичных стен Новой Голландии.
Он явился в Адмиралтейство к генерал-интенданту Васильеву. Старый важный вице-адмирал с седыми моржовыми усами, любезно выслушав его, вполне со всем согласился. Он попросил Невельского подробно изложить свою жалобу на бумаге, перечислить всех, кто чинит затруднения, и обещал дать делу немедленный ход.
Через три дня Невельской явился снова.
– Прошу вас подробно ознакомиться с ответом, – сказал Васильев, подавая целую кипу бумаг.
Невельской увидел свой доклад со множеством пометок, вопросов и знаков восклицания, сделанных на полях. К докладу были приложены другие бумаги – ответные жалобы интендантов на Невельского, обвинявших его в грубости, и длиннейшие объяснения на каждый пункт его требований. Подшита была целая груда отписок, составленных интендантами.
В присутствии генерал-интенданта Невельской стал разбирать их. Он понял, что Васильев не нашел ничего лучшего, как послать его доклад в Новую Голландию, тем самым чиновникам, на которых он жаловался.
– К глубокому сожалению, ваши требования исполнить невозможно, – ласково улыбаясь и показывая из-под моржовых усов зубы, сказал адмирал и развел руками.
– Ваше превосходительство! – воскликнул Невельской. – Все эти возражения – простое крючкотворство! Нельзя же транспорту везти в Камчатку гнилье.
Васильев как бы с испугом взглянул на Невельского, седые щетинистые брови адмирала встали дыбом, а концы усов поползли вниз. Но тотчас же лицо его приняло выражение суровой неприступности.
– Сочувствую, но сделать ничего не могу, – холодно заявил он.
Возвращаясь из Адмиралтейства, Невельской размышлял о том, что никакие призывы к справедливости и разумные доказательства не могут тут подействовать и что разбирать эту стачку можно, лишь обрушив на интендантов силу высшей власти.
Навстречу мчались санки. Ехала пожилая женщина. Рядом с ней и напротив сидели две юные девушки.
Одна из них взглянула на Невельского и тотчас же отвела взор. Он увидел ее большие глаза, разрумянившиеся щеки. Соболиные брови ее дрогнули, и она промчалась, закрывая лицо муфтой.