Первое поражение Сталина
Шрифт:
«а) Поручить ВЦИК созвать приблизительно через три недели совещание при Президиуме по Башкирскому и Киргизскому вопросам, в составе двух представителей Башревкома и по одному представителю от Уфимского и Оренбургского губисполкомов, из двух представителей Кирревкома и по одному представителю от Оренбургского губисполкома и от Сиббюро /Сибирское бюро ЦК, руководившее партийными организациями Западной Сибири и Киргизского края – Ю.Ж./.
Вопросы о границах Киргизстана, о Стерлитамаке, Оренбурге, Кустанае и других /городах – Ю.Ж./ решить по окончании этого совещания.
б) Поручить Оргбюро одновременно с указанным выше совещанием при Президиуме ВЦИК созвать партийное совещание
в) Предложенный т. Каменевым (!) проект циркулярного письма к партийным товарищам по поводу работы в Башреспублике и Киргизстане в принципе утвердить, поручив т. Крестинскому и т. Каменеву совместно установить окончательную редакцию.
г) Поручить Оргбюро совместно с Наркомнацем и, если понадобится, с Наркоминделом, составить списки крупнейших общественных деятелей Башкирдистана и Киргизстана с их характеристикой, закончив эту работу до начала совещания.
д) Предложить ВЦИК потребовать от Башревкома и Киргизревкома отчёты об их работе, в частности, представляющей доказательство выполнения башкирами и киргизами их общегосударственных обязательств, особенно в области продовольствия и военной.
е) Предложить ВЦИК отклонить ходатайство Башревкома о передаче Башреспублике г. Стерлитамака, сославшись на необходимость более детально подготовить этот вопрос.
ж) Предложить тт. Владимирскому /член Президиума ВЦИК, заместитель наркома внутренних дел – Ю.Ж./ и Курскому/наркому юстиции – Ю.Ж./ телеграфно предписать Башревкому (с копией Стерлитамакскому уревкому) передать обратно последнему захваченные Башревкомом тюрьму и почту. В то же время предложить уревкому без копии Башревкому по-прежнему представлять в распоряжение Башревкома один из телеграфных проводов и, кроме того, обсудить вопрос о возможности предоставить часть тюрьмы (несколько камер) в полное распоряжение Башревкома.
Отозвать из состава Кирревкома Тунгачина/комиссар по делам киргизов Наркомнаца – Ю.Ж./, предложив Кирревкому выдвинуть вместо него кандидата киргиза (партийным путём принять меры к тому, чтобы этот кандидат был коммунистом и, во всяком случае, советским человеком).
з) Поручить т. Муратову /члену РВС Восточного фронта – Ю.Ж./ во время пребывания в Самаре и Уфе познакомиться с взаимоотношениями местных товарищей с Башревкомом и Кирревкомом и настроениями широких слоев башкир и киргизов».93
Словом, постановление не столько предрешало какое-либо суждение, сколько требовало объективной информации о положении дел на Южном Урале и в Киргизской степи. Уже тем демонстрировало решительный отказ от прежнего подхода – непременно положительной, заведомо идеализированной оценки и событий, происходивших в Башкирии, и роли в них местного ревкома.
Трудно даже предположить, что автором данного документа– слишком уж он отличался и по содержанию,
Скорее всего, текст готовил Ф.Э. Дзержинский – более русофил, нежели русофоб. Прежде совершенно не знакомый с башкирским вопросом, почему и позволивший объективность. Выступивший 23 октября с докладом, сурово осудившим творимое Башкирским ревкомом в Стерлитамаке беззаконие.
Но кто бы ни был автором постановления, оно оказалось весьма своевременным. Вне всякого сомнения, позволило предотвратить в те дни вооружённый конфликт в Башкирии. Заставило отказаться от заигрывания с Юмагуловым и Валидовым.
Не менее серьёзного внимания заслуживает и ещё одна характерная особенность постановления от 30 октября. Далеко не случайно оно потребовало тщательно изучить и взять под контроль Москвы развитие событий не только в Башкирии, но и в соседней с нею Киргизии. Тем самым пресекло возможность того, чего ещё 4 июня попытался добиться военный комиссар Башкирского ревкома З. Валидов. Обращаясь в письме к Ленину и Сталину, он пытался внушить: «Советская власть должна, наконец, доверять нам, угнетённым. Помочь национальному хозяйственному и, главное, военному слиянию и объединению мусульманских советских окраин – Башкирии, Киргизии и Туркестана».94
Такое, вроде бы, странное, неожиданное предложение объяснялось весьма просто. При создании Татаро-Башкирской Республики ведущая роль неизбежно перешла бы к Казани. Более культурной, экономически развитой. А Юмагулов и Валидов, их соратники, неизбежно сразу же утратили бы лидерскую роль. При создании же Башкиро-Киргизской автономии они обязательно сохранили бы своё положение – руководителей новой республики.
Немаловажным являлось и то, что Валидов своё предложение сделал тогда, когда о Киргизском ревкоме ещё не было и речи – его образовали месяц спустя, 10 июля. Зато правительство Западного отделения Алаш-Орды, обладавшее собственными вооружёнными формированиями, боровшееся с Советской властью в союзе с Колчаком, контролировало огромную территорию – Букеевскую Орду (междуречье Волги и Урала), север Закаспийской и запад Тургайской областей. Лишь после успешной для Красной Армии Актюбинской операции, продолжавшейся с 14 августа по 14 сентября и освободившей Орск, Актюбинск, Иргиз, алашордынцы бежали далеко в Сибирь.
Однако проблема Татаро-Башкирской Республики, всё ещё существовавшей, хотя только на бумаге, в постановлении от 20 октября не была даже упомянута. И всё же разрешилась, правда, спустя полтора месяца. Начало тому положила Первая партийная конференция Башкирии, прошедшая при самом активном участии Е.А. Преображенского – леворадикально настроенного члена ВЦИК, назначенного ЦК РКП новым секретарём Уфимского губкома.
Принятая 10 ноября участниками этой областной партконференции особая резолюция заведомо ложно охарактеризовала сталинскую идею создания Татаро-Башкирской Республики как откровенно буржуазную. Поддерживаемую лишь «эсерами и стремящимися к власти карьеристами». Мало того, предложение Наркомнаца создать именно такую автономию объяснила «односторонним информированием» Наркомата со стороны Центрального мусульманского комиссариата. Органа, якобы «находившегося, особенно в то время /март 1919 года – Ю.Ж./, под влиянием панисламистов и эсеров», почему и настоявшего на том, что «противоречило желаниям башкирской бедноты и не соответствовало воле и интересам татарского пролетариата и крестьянства».