Первое поражение Сталина
Шрифт:
3. В тех же целях, как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, образованных по советскому типу / выделено мной – Ю.Ж./.
4. В вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на исторически-классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени её исторического развития стоит данная нация: на пути от средневековья к буржуазной демократии или от буржуазной демократии к советской или пролетарской демократии и т. п.
Во всяком случае, со стороны пролетариата тех наций, которые являются нациями
…Видимо, Бухарин поднялся на трибуну съезда, ещё не остыв, не отрешившись от чувств, царивших на конгрессе Коминтерна. Начал с максималистского утверждения: программа РКП(б) «в значительной степени является и программой международного пролетариата». Не менее глобальным оказалось и следующее его утверждение. Мол, «Советы являются универсальной, всеобщей формой диктатуры пролетариата». Затем он отдал дань вопросам экономики. Подчеркнул, что «идеалом является такой строй, основная задача которого – не уравнительная делёжка всего того, что имелось у буржуазии, у меньшинства, а развитие производительных сил».10
Только потом перешёл к тому пункту, по которому у него, по его же словам, оказались серьёзнейшие расхождения с большинством комиссии, и готовившей проект программы. О праве наций на самоопределение. И вот здесь-то Бухарин высказал новое, необычное. Почему-то стал исходить в своих теоретических построениях не из наций как таковых, а только лишь из интересов пролетариата, который, согласно старой марксистской догме, всегда стремится к объединению.
«Поскольку, – заметил Бухарин, – мы держим сейчас курс на диктатуру пролетариата, мне кажется, мы не можем выставлять лозунг права наций на самоопределение». Вместо него предложил собственную формулу – «самоопределение трудящихся классов каждой национальности».11
Что ж, Бухарин имел полное право на развитие теоретической мысли. Однако именно тут он поступил весьма странно. Отказался от приоритета и заявил, что опирается на положение Сталина, выдвинутое тем на Третьем съезде Советов год назад.
Тем самым, почему-то пошёл на явную подтасовку. Ведь Сталин говорил принципиально иное. Всего лишь предлагал толковать «принцип самоопределения как право на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной национальности».12 Мало того, Бухарин пошёл гораздо дальше, углубившись в этнографические дебри. Отказал в праве на самоопределение тем нациям, в которых имелся пролетариат. Зато милостиво предоставил такое право отсталым нациям колоний – «готтентотам и бушменам, неграм, индусам и прочим». Пояснил, что тем «национальный комплекс в целом будет вредить чужеземному империализму, и его борьба войдёт в общую систему борьбы против империалистического режима».
Завершая выступление, предложил съезду собственный вариант формулировки для программы: «В вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на историческо
Выступивший следом Ленин не столько излагал своё видение основных положений программы, сколько критиковал затронутые Бухариным два вопроса. Чисто теоретический национальный, где и поймал товарища по партии и членству в ЦК на грубейшей, непозволительной ошибке, которую тот попытался прикрыть авторитетом Сталина.
«Бухарин принимает желаемое за действительность, – страстно воскликнул Ленин. – Он говорит, что признавать право на самоопределение нельзя. Нация – значит буржуазия вместе с пролетариатом. Мы, пролетарии, будем признавать право на самоопределение какой-то презренной буржуазии! Это ни с чем несообразно! Нет, извините, это сообразно с тем, что есть. Если вы это выкинете, у вас получится фантазия».
Ленин напомнил о признании независимости Финляндии, на которое пошёл СНК. Ехидно заметил: «Бушменов в России не имеется, насчёт готтентотов – я тоже не слыхал, чтобы они претендовали на автономную республику, но ведь у нас есть башкиры, киргизы, целый ряд других народов, и по отношению к ним мы не можем отказать в признании. Мы не можем отказывать в этом ни одному из народов, живущих в пределах бывшей Российской Империи». А далее повторил то, на чём в последнее время настаивал Сталин:
«То, что мы пишем в программе, есть признание того, что случилось на деле после эпохи, когда мы писали о самоопределении наций вообще. Тогда не было ещё пролетарских республик. Когда они явились, и только в той мере, в какой они явились, мы смогли написать то, что мы тут /в проекте программы – Ю.Ж./ написали – «Федеративное объединение государств, организованных по советскому типу».
Не довольствуясь сказанным, Ленин привёл главный довод. Обратился к ситуации в той стране, где и ожидали революцию:
«Откинуть самоопределение наций и поставить самоопределение трудящихся совершенно неправильно, потому что такая постановка не считается с тем, с какими трудностями, каким извилистым путём идёт дифференциация внутри наций…
Пока буржуазия или мелкая буржуазия или хотя бы часть немецких рабочих находится под действием этого пугала: «Большевики хотят насильственно установить свой строй», до тех пор формула «самоопределение трудящихся» не облегчает положения. Мы должны поставить дело так, чтобы немецкие социал-предатели не могли говорить, что большевики навязывают свою универсальную систему, которую будто бы можно на красноармейских штыках внести в Берлин. А с точки зрения отрицания принципа самоопределения наций– так и может выйти…
Раз нации стоят на разных ступенях пути от средневековья к буржуазной демократии и от буржуазной демократии к пролетарской, то это положение нашей программы абсолютно верно… Каждая нация должна получить право на самоопределение, и это способствует самоопределению трудящихся».14
Сталин, хотя споры шли вокруг того, что он говорил или не говорил, почему-то промолчал. Вместо него в дискуссию вступил Г.И. Ломов (Оппоков), профессиональный дипломированный правовед, первый нарком юстиции в составе СНК, теперь занимавший пост заместителя председателя ВСНХ. Чисто прагматически, со своей узковедомственной точки зрения, заметил: