Первое правило королевы

Устинова Татьяна Витальевна

Она сложила газету и задумчиво посмотрела на синие закорючки, связанные в ее фамилию.

Что Мухин имел в виду? Зачем ей эта газета? И когда он написал «Селиверстовой»? Тогда, три месяца назад? Или только недавно?!

Синие чернила показались ей вполне свежими, а газета на самом деле была желтой, завалявшейся. Значит, писал недавно. Хотел, чтобы она три месяца спустя узнала о прибытии в Омск певца Витаса? Или о похищенном чучеле?

Вряд ли. Вряд ли…

Она отложила «Комсомолец» и стала смотреть дальше. Оказалось, что первая газета была

самой ранней, все остальные более поздние и никак друг с другом не связанные. Попались еще несколько «Комсомольцев» — белоярско-московских, «Версты», «Афиша», «Вечерний клуб» и местная газетка «Домино», состоявшая из криминальной хроники, кроссвордов и программы.

Метель шаталась над Енисеем и по поселку, терлась о стены, как медведица.

Инна думала.

Зачем ей газеты? Как они могут быть связаны с гибелью губернатора и потом — его жены? И связаны ли вообще? Может быть, он хотел сделать ей внушение о том, что средства массовой информации края работают недобросовестно? Время от времени он любил сделать пару-тройку таких заявлений, все никак не мог привыкнуть к свободе слова, все гремел по привычке: «Свобода — не значит вседозволенность!»

Однако Любовь Ивановна сказала, что сейчас принесет ей это, и пошла за этим, и была убита — в то время как Инна спокойно сидела на кухне, рассматривала свои ногти и мечтала побыстрее уехать.

Не из-за этого ли ее убили? И где теперь это? Убийца унес с собой?

Или все-таки это и есть кипа старых, пожелтевших газет?!

В любом случае эти газеты очень важны, раз Любовь Ивановна притащила их с собой в Митину квартиру. Может, было что-то еще, более важное, но газеты тоже имеют значение.

Инна задвинула стул в самый угол и принялась раскладывать на ковре шелестящие тонкие листы. Самые старые — поближе к двери. Самые свежие — поближе к столу.

Получилось газетное поле — без конца и без края.

И что теперь с ним делать?

Ступая прямо по бумаге, она пробралась к двери и опустилась на четвереньки. И стала смотреть заголовки. Один за другим.

Пришла Джина, села на пороге и вопросительно повела плечиком. Инна мрачно посмотрела на нее, заправила за ухо выбившуюся белую прядь и продолжала свое занятие, сделав вид, что никакого Джининого вопроса она не слышала.

«Ну, — повторила Джина, — что это значит?»

Ступила на шуршащее полотно, брезгливо присела, поглядела вокруг и немедленно стала мыться — а что еще остается делать?!

Ох намудрил там что-то академик Павлов с рефлексами, ох намудрил!..

Заголовки казались бессмысленными и уж никак не зловещими: «Нам работать нынче лень, президент уходить в тень», и фотография — пляж, «грибок», в тени «грибка» шезлонг, на шезлонге некто. Подзаголовок: «Президент объявил о том, что летний отпуск проведет в Сочи».

Далее Витас, далее полоумный маньяк, который просто

вышел в ворота сумасшедшего дома, и хватились его через неделю, далее супружеская потасовка, магия и все такое.

Она перевернула полотнище. С обратной стороны был секс, тот самый, что улучшал голос. Веселенький доктор советовал всем певцам и певицам записывать свои хиты непосредственно после секса, дабы несказанно улучшить их звучание.

Сентябрьская «Афиша» осведомляла читателей, что Лада Дэнс купила себе пиджак за пятнадцать тысяч долларов, да и то с большим трудом — никак не могла найти подходящий, хоть бы и за пятнадцать тысяч. Мэр какого-то южного города приглашал всех желающих отдыхать.

«Мы уже почти ликвидировали все последствия недавних стихийных бедствий, — бодро уверял мэр. — Электроснабжение зон отдыха восстановлено еще не полностью, но во все санатории и дома отдыха завезены движки, которые вырабатывают ток для жизнеобеспечения объектов. Штормовое предупреждение на прошлой неделе объявлялось только три раза. Отрадно и то, что недавний селевой поток смыл наконец в море лакокрасочный завод и в данный момент его продукция не отравляет побережье!»

Елена Малышева сдержанно советовала подготовить детей к первому сентября — не только в смысле портфеля и пенала, но и в морально-психологическом.

Инна прочитала про детей до конца.

Дальше что?

Джина вдруг перестала мыться, навострила уши и посмотрела на Инну. Зрачки у нее были странные — как будто поперек глаз.

— Ты что? — спросила Инна. Почему-то ей вдруг стало страшно.

И тут ударил по нервам дверной звонок.

Ладони стали влажными и словно чужими. Сердце сместилось куда-то вверх и затрепыхалось так, что воздух завибрировал в горле.

Джина настороженно смотрела на дверь.

Быстро и бесшумно ступая по газетам в носках, связанных бывшей свекровью, Инна пошла к двери.

Осип?.. Он не стал бы звонить в дверь, прежде позвонил бы по телефону.

Подруга Арина три дня назад улетела в Москву и должна вернуться только через неделю. Местные белоярские знакомые тоже не приходили к ней просто так — «охраняемая зона» к этому не располагала.

Тогда кто?..

Тут же навалилось все — и горничная Наташа, и темная машина, и шепот губернаторской дочери, и черная дыра в виске вдовы, и ее собственный побег из «мертвого дома», опрометью, по-заячьи.

Инна подошла к двери и прислушалась. Ничего. Только метель трется о стены.

Звонок снова зазвонил, и холод продрал ее от макушки до пяток в шерстяных свекровиных носках.

И тогда решительно — все-таки она почти никогда и ничего не боялась или заставляла себя не бояться — она открыла внутреннюю дверь, вышла в «сени» и распахнула дверь наружную.

— Инна Васильевна?..

Она отступила, чуть не поскользнувшись на холодном полу.

И голос, и человек показались ей совсем незнакомыми.

— Да.

— Разрешите… мне войти?

И тут она узнала.