Первое предательство

Брей Патриция

Эта фраза повторялась дважды, будто Джосан — своенравный ребенок, которому постоянно необходимо напоминать о правилах поведения.

Ученый осознал, что ему никогда не позволят вернуться в коллегию, и комок разочарования встал в горле. Когда море с новыми силами начнет наступление на этот участок пляжа, а это наверняка случится в следующий большой шторм, маяк затеряется в водах океана. И Братство, вероятно, найдет для смотрителя новое место, где тот и закончит свои дни в одиночестве, вдали от цивилизованного мира.

Монах всегда рассматривал остров как

место ссылки, однако только в самых ужасных кошмарах мог представить, что останется здесь навсегда. Когда он впервые приехал сюда, то был уверен, что через определенное время его рассудок излечится. Ведь тело хоть и медленно, но восстановилось от разрушительного воздействия лихорадки.

И действительно, вскоре координация вернулась, и вместо нелепых каракулей Джосан стал снова писать каллиграфическим почерком, присущим ученому. Это правда, он многое забыл из того, что знал когда-то. Но теперь находил утешение в освоении новых навыков и умений. К примеру, с относительной легкостью выучил местный язык.

Однако письмо брата Никоса прояснило, что смотритель напрасно питал несбыточные мечты. Братство в нем не нуждалось. Он уже им не ровня, а обуза. Между ним и пожилыми братьями, чей мозг ослабел от возраста, не было никакой разницы — их опекали, чтобы они не причинили себе вреда, но на этом все.

Было бы намного гуманнее, если бы его убила лихорадка.

Глава 4

— Моя дорогая леди Исобель, вас, должно быть, безумно утомили столь суровые испытания. Нет нужды настаивать на формальностях. Вам наверняка хочется отдохнуть и освежиться, — заявил посол Хардуин, придворный льстец и подхалим. Глаза ласково и преданно смотрели на девушку, однако она прекрасно понимала, что посол прекрасно посвящен во все подробности ее появления в кабинете.

Отдавая должное зиме, девушка надела мягкий шерстяной плащ поверх хитона, который едва прикрывал щиколотки. На ножках были чулки столь тонкие, что ни одна морщинка и складка не портила идеального вида. Хоть из украшений на ней красовалась лишь нитка жемчуга, вплетенная в волосы и удерживающая чепец, все понимали, что она отменного качества.

Короче говоря, внешность леди Исобель могла внушать только безграничное уважение, как, допустим, к жене торговца или мелкого бюрократа. Но она не относилась ни к первым, ни ко вторым, и именно здесь находился источник душевного волнения посла Хардуина.

— Суровые испытания утомляли меня несколько недель назад, — заметила леди Исобель. — С тех пор я пережила не больше трудностей, чем обычный путешественник. В итоге я потеряла много времени, и больше не намереваюсь терять ни минуты.

— Конечно, конечно.

Выиграв небольшую перепалку, Исобель уселась, и послол последовал ее примеру. Поскольку час был ранний, слуга принес поднос с ореховым печеньем и хрустальные стаканы, наполненные типией, смесью фруктовых соков и белого вина. Исобель из вежливости сделала глоток и с трудом подавила гримасу — питье оказалось приторно сладким.

Она скучала по многим вещам в Икарии,

но типия явно не входила в этот список. Воспользовавшись тем, что Хардуин отвлекся на исполнение всех ритуалов гостеприимства, девушка решила повнимательнее его рассмотреть. Посол мало изменился за последние пять лет. По-прежнему величавый, с седой шевелюрой, вернее, с тем, что от нее осталось, Хардуин занимал эту должность вот уже две дюжины лет и, по общим отзывам, хорошо справлялся с работой.

Когда Исобель впервые познакомилась с ним, она была всего лишь новичком в придворных играх. Хардуин имел большую власть, а ей, зеленой, не терпелось произвести впечатление и подлизаться.

Теперь расположение сил поменялось. Он остался послом, а Исобель вернулась в Икарию как торговый представитель, что, как ни смотри, по чину выше. Даже икарийцы, которым не присуща восприимчивость к культурам, отличным от их собственной, прекрасно знали, что посол Седдона всего лишь номинальная величина. Да, он решал правительственные вопросы. Необходимая должность, ничего не скажешь, но едва ли ключевая и уж тем более несравнима с важностью торговых представителей. Для Федерации торговля всегда играла первую скрипку. Правительства восходили и свергались, однако проницательный и осмотрительный купец мог пережить их все.

Не в первый раз Исобель задумалась, какую роль Хардуин сыграл в ее последней неудаче.

— Есть какие-нибудь новости о «Гордости Седдона»?

— Ничего, — покачал головой посол. — Как только я получил ваше сообщение, я разослал письма во все порты побережья, однако никто не видел корабль. Боюсь, вы оказались правы, судно затерялось в морях.

— Печальная потеря. Уверена, капитан Толлен сделал все возможное, чтобы спасти судно и команду. Я проинформирую гильдию и попрошу, чтобы его семье выплатили достойную компенсацию.

— Я уже написал в Седдон... Хотя письмо лично от вас будет высоко цениться семьей погибшего, — добавил он.

Малая толика того, что могла сделать Исобель. Несмотря ни на что, она не сомневалась: капитан Толлен старался изо всех сил. Девушка провела достаточно времени в море, чтобы знать: «Гордость Седдона» — отличный корабль, а капитан — человек, уважаемый командой. Чтобы выжить в шторме, который застиг их в пути, и направить судно к земле, нужно обладать отменным мастерством. Своим спасением она обязана именно Толлену и его настойчивости, поскольку он смог убедить ее, что лучше высадиться и переждать бурю на острове, чем оставаться на борту и рисковать жизнью.

Однако Исобель задавалась вопросом: чьим приказам подчинялся капитан? Курс, которому они следовали, казался необычным, но объяснимым. Что-то вроде «необходимо избежать опасностей осенних штормов». В тот момент она не стала спорить. «Гордость» принадлежала Федерации, ее построили, чтобы перевозить важных пассажиров с комфортом, в то время как сама Исобель была больше знакома с быстрыми торговыми суднами. К тому же Толлен — прежде всего капитан правительства, а не купец. Она не имела права вмешиваться в управление кораблем.