Первомай

Ромов Дмитрий

— Быстро, твою мать! — гаркнул я, склоняясь над дырой в полу.

Девчонка прикусила нижнюю губу и протянула руку вверх. Лестницы поблизости не было поэтому я лёг на пол и обхватил её запястье.

— Держись за руку! Крепче! Сейчас я тебя дёрну, а ты хватайся второй рукой за край! Помогай мне!

— Разве ж так руку предлагают?

— Что? — опешил я.

— А сердце?

— Потом скажешь, ладно? Готова?

— Стоит быть похищенной, чтобы получить предложение руки и сердца?

Бестолочь! Я потянул её наверх. Она оказалась худенькой и лёгкой, как пушинка.

Тем не менее пришлось немного повозиться, прежде чем я смог вытащить её наружу. Чумазая, бледная, перепуганная, замёрзшая — смотреть было страшно. А глаза… не глаза, а глазищи, огромные чёрные, зарёванные. И ещё ресницы, длинные и пушистые. Больше ничего и не запомнил поначалу.

Из-за окна доносились крики. Сквозь редкий штакетник забора я увидел Толоконникова. Он стоял на коленях в грязи и держался за перебитую руку, а таксист отчаянно размахивал монтировкой. Блондин в кроссовках и ещё один бандос кавказского вида с ножом в руке наседали на него с двух сторон.

Я подбежал к противоположной стене комнаты и открыл окно.

— Вылезай, быстро! Беги туда, перелезь через забор и лети на всех парах. Держись в стороне от дороги. Как только увидишь телефон-автомат, вызывай полицию! То есть милицию! Поняла?

Она молча покрутила головой.

— Что непонятно? — нетерпеливо воскликнул я.

— Зачем мне бежать, если отец заплатит выкуп?

— Затем, что вот они сейчас пытаются убрать свидетеля, посмотри в окно. Думаешь, они оставят в живых тебя? Сейчас некогда разговаривать, я потом всё объясню. Давай милая, поторапливайся. Под лежачий камень мы всегда успеем, да? Скоро всё кончится. Беги, как заяц!

Она выбралась в окно, а я поднял, лежащую на полу у печки ржавую кочергу и убрал стул от двери. Надо было идти на выручку таксисту, принявшему удар на себя. Я вылетел из дома, как метеор.. Спасибо за открытую калитку.

Меня распирали гнев и злоба. В такие мгновенья я за себя не отвечал. Вкус этого дела мне был знаком. Бандосы и ойкнуть не успели, как кочерга прилетела по хребтине армянину, или кто он там был.

Пока блондинчик только поворачивался в мою сторону, херак, я вытянул по спине чувака с ножом. Он охнул, резко обернулся и тут же получил по руке с зажатой в кулаке финкой.

— Хватай пацана! — зарычал Толоконников. — Это же он! Тот самый!

Сам он попытался подняться на ноги, но тут же получил ногой в ухо от водилы и рухнул в снежное крошево. Армянин тихо выл, придерживая повисшую плетью руку. Оставался блондин. Рожа у него была хищная, острый нос и широкие, туго обтянутые кожей скулы.

Он сплюнул сквозь зубы, блеснув золотой фиксой, и, переводя взгляд с меня на водителя, вынул из кармана перо. Щёлк — вылетело быстрое, как ртуть лезвие. Таксист в беретке и с монтировкой был сейчас вылитым Папановым из «Бриллиантовой руки» из сцены на автомойке.

У вас ус отклеился…

Мы надвигались с двух сторон, и блондин отступил, держа руку с пером впереди себя и переводя её слева направо, направляя то на таксиста, то на меня. Шаг за шагом он пятился к своей машине.

— Обходи с фланга! — скомандовал я, поскольку водительская

дверь, куда сдвигался противник, была со стороны моего напарника.

Но напарник не торопился исполнять команду и ввязываться в новое сражение.

— Обходи! Уйдёт гад!

Водитель не ответил, и блондин неожиданно прытко отскочил назад. Я рванул к нему, но он, собака, поднажал и успел заскочить в машину и захлопнуть дверь. На неё тут же обрушилась моя кочерга, превращая стекло в алмазную россыпь, блеснувшую в лучах вечернего солнца.

Взревел мотор, машина дёрнулась и рванула назад, а кочерга саданула по толстому, не то, что нынче, металлу капота. Собственно, и всё. Блондин ракетой попёр назад, резко тормознул, эффектно разворачиваясь, как на ралли и, ударив по газам помчал по Путилковскому шоссе.

— Семён Семёныч! — в сердцах высказал я. — Упустили собаку!

— Ну, ты меня и втравил, пацанчик, — замотал головой таксист. — Только я не Семён, а Антон Семёныч.

— Да, слышал, как диспетчер вас величал, — кивнул я. — Спасибо за содействие.

— Спасибо? Да ты со мной не расплатишься теперь. Из-за чего, вообще-то, сыр-бор?

— Бандиты это. Надо их в милицию везти.

Армянин, тем временем, пришёл в себя от первого шока и, придерживая руку, семенил в сторону леса. Да и Толоконников начал оживать. Я кинулся вдогонку и с налёта, пнув по ноге, подсёк беглеца, заставив упасть на руку.

— А-а-а!!! — завыл он.

— Верёвка есть? — крикнул я.

— В Греции всё есть. Точно в ментовку их надо?

— Ну, а куда ещё? Они с ножом на вас напали? Напали. Значит…

— Не надо в милицию! — раздался вдруг робкий девичий голос от калитки.

Мы с «Папановым» резко обернулись. У забора стояла Элла Кофман, похищенная дочка директора универсама.

— Ты почему не убежала?! — напустился на неё я.

— Надо их к папе отвезти. Он сам разберётся.

— А это кто? — выкатил глаза водила.

— Та, которую мы тут с вами спасали от бандитов. Ты почему не послушалась?

— Так вы же победили…

Победили, твою мать…

Верёвка у таксиста действительно нашлась. И отмудоханные похитители были размещены в багажнике и на заднем сиденьи. Толоконников пошёл в багажник, а армянин — в салон. Девушка села вперёд, а я уселся рядом с задержанным. Кочерга осталась со мной.

Таксист, вникнув в ситуацию, сначала категорически не желал везти бандосов никуда, кроме милиции, но Элла настаивала. Я, честно говоря, тоже полагал, что нужно отдать покалеченных похитителей в руки властей, но, когда заложница озвучила сумму вознаграждения, Антон Семёныч резко изменил точку зрения, и я остался в меньшинстве.

После некоторых размышлений я подумал, что, возможно, так действительно будет лучше. Судя по количеству денег в портфеле, дела у Якова Кофмана шли неплохо и не исключено, что он имел собственную гвардию, способную проводить силовые действия. Сочувствия к Толоконникову и его подельникам я не испытывал, хорошо помня дело похищенной девушки и того, что он с ней сделал, прежде чем лишить жизни.