Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
С чувством тревоги Мерседес вскрыла пакет и вынула из него крафтовый конверт.
Внутри конверта оказалась лишь черно-белая крупнозернистая фотография, сделанная при слабом освещении. На ней была изображена обнаженная девушка лет двадцати, сидящая на металлическом стуле: руки крепко связаны за спиной, на худом теле отчетливо проступают ребра, маленькие груди заострились, на плече свежий кровоподтек. Голова девушки склонилась, волнистые черные волосы частично скрыли лицо. Отсутствующий взгляд устремлен в объектив.
Девушка
Сердце Мерседес отчаяно забилось. Она перевернула фотографию. На обратной стороне заглавными буквами было напечатано:
ИДЕШЬ В ПОЛИЦИЮ – И ОНА УМИРАЕТ.
Как бывало с ней уже не раз, Мерседес почувствовала какое-то леденящее спокойствие, немое оцепенение от сознания того, что земля уходит у нее из-под ног, что случилось что-то непоправимое.
Протянув руку к телефону, она увидела, как ее пальцы механически набирают лос-анджелесский номер дочери. Минуты две слушала слабые гудки. Ответа не было. Она положила трубку.
– Ну? – улыбаясь, спросила вернувшаяся в кабинет Майя Дюран. – Что за важный пакет? – Ее улыбка растаяла, как только она увидела выражение лица Мерседес. Подойдя к столу, Майя взглянула на лежащую там фотографию. – Это же Иден, – прошептала она. – Иден… Что все это значит?
Не в силах выдавить из себя ни слова, Мерседес лишь медленно покачала головой. Затем, почувствовав внезапный приступ тошноты, бросилась в ванную и склонилась над раковиной. Ее вырвало.
Слишком ошарашенная, чтобы сразу прийти на помощь, Майя некоторое время стояла, озадаченно глядя на фото. Наконец к ней вернулось самообладание; она кинулась в ванную и подала Мерседес полотенце.
Та вытерла лицо и, едва держась на ногах, прислонилась к облицованной кафелем стене. Откуда-то из глубины сознания нахлынули воспоминания. То далекое время, когда она, охваченная горем и болью, вот так же стояла, привалившись к кафельной стене ванной комнаты. Как давно это было… С полным безразличием она почувствовала, как Майя бережно обнимает ее.
– Извини, – сухо проговорила она наконец. – Я устроила сцену.
– Как же это понимать? – дрожа всем телом, допытывалась Майя. – Ее что, похитили? Что им надо? Денег?
– Не знаю. – Мерседес подошла к столу и уставилась на фотографию.
Мышцы голого живота девушки были напряжены; Очевидно, она испытывала неудобства и слегка приподняла правую ногу. Значит, по крайней мере, жива – это не труп, привязанный к железному стулу.
– Разве там нет никакой записки? – спросила Майя. – Или письма?
– Только то, что написано на обороте.
Майя перевернула фотографию.
– О Боже! Ты звонила на ранчо?
– Да. Там никого нет.
Мерседес сделала глубокий вдох и снова взялась за телефон.
Санта-Барбара, Калифорния
Ничто не нарушало покоя на вилле Доминика ван Бюрена.
Она располагалась на пяти акрах роскошного участка земли с ухоженными лужайками и живописными купами старых пальм. Вдалеке аквамариновой полоской поблескивал на солнце Тихий океан.
Строилась эта вилла в спокойные пятидесятые годы, еще до того как начался бум недвижимости, и представляла собой внушительное сооружение в испанском стиле, многие детали декоративной отделки для которого привозились непосредственно из Испании, причем самые красивые вещи были взяты из заброшенного женского монастыря, как, например, массивная дубовая дверь с причудливо выкованными петлями, прибитыми громадными железными гвоздями, отполированные ногами глиняные плитки на полу и терракотовая балюстрада, окружавшая террасу.
Ровно в шесть тридцать утра из невидимых в траве разбрызгивателей ударили фонтаны бриллиантовых струй, чтобы изумрудная зелень сохранила свою свежесть в течение еще одного знойного летнего дня.
Однако в хозяйской спальне отдаленное шипение воды оказалось достаточно громким, чтобы вывести Доминика ван Бюрена из кошмарного сна, в котором тот пребывал последние несколько минут.
Он со стоном перевернулся на спину, сглотнул. После событий прошедшей ночи во рту остался отвратительный вкус, голова раскалывалась, а кожа горела огнем, несмотря на то, что он давно уже сбросил с себя простыни.
Омерзительное жужжание – словно муха в банке – так и скребло по нервам. Доминик пошарил в скомканных простынях и нащупал электровибратор. Все еще включенный, он был горячим – проработал, забытый, несколько часов. Оргазм за оргазмом. Выключив прибор, Доминик швырнул его на пол.
Мочевой пузырь, казалось, вот-вот лопнет. Ван Бюрен сполз с кровати и пошлепал в туалет. В глаза ударил свет, отраженный от сияющих золотых кранов раковины и унитаза. Облегчившись, он спустил воду и вернулся в спальню.
Затуманенным взором Доминик уставился на следы вчерашней вечеринки. На полу валялась пустая бутылка из-под «Арманьяка», а стеклянный столик выглядел так, словно кто-то посыпал его тальком, однако это был не тальк.
Девчонка спала на животе – голова повернута на бок, видны розовая щечка и раскрытый ангельский ротик. У нее загорелая и гладкая спина. Она была более чем в два раза моложе него, но Доминик тешил себя надеждой, что эта юная особа находилась здесь не только ради кокаина, которым он ее снабжал.